– Это – новый вид искусства! – провозгласил он, расшатывая и без того хрупкие кости ног прыжками с места на место. Марк вмиг оказался заключён в его пламенных объятиях, а худое его лицо подверглось пыткам при помощи поглаживаний и неприятных щипков. – Ты понимаешь меня, мальчик мой? Я не могу оставить без внимания эйфорические эмоции, полученные при созерцании этого фиолетового божественного отпечатка на её коже! Мне нужно ещё! Она у меня вся будет сверкать космосом! Ни один участок её гадкой, мерзкой человеческой оболочки не останется целёхоньким! Но с этим я и без тебя разберусь. Сейчас ты можешь отдохнуть. Пользуйся всеми благами моей неприличных размеров виллы, ты всё заслужил, дружище. Только если захочешь пошалить с лекарствами – делай это подальше отсюда, пожалуйста. Ух, как я рад!.. Дарвин, покажи гостье прелести нашего жилища… пока её глазки способны моргать и что-либо видеть. И понежнее с ней: я не потерплю твоей неуместной жестокости!
Слёзы перестали вытекать из глазниц похищенной и избитой. Началась фаза полного отчаяния. Она, без всяких планов побега, с разбитым взглядом, осознававшим всю безысходность её положения, позволила взять себя на руки. Дарвин понёс её на участок. Старик шлёпал вслед за ними и, казалось, напевал что-то весёлое.
Половина зрителей испарилась из кинозала, будто их здесь никогда и не было. Вех отвлёкся от просмотра (на самом деле вышел из выключенного состояния), чтобы осмотреться по сторонам. Люди на задних рядах, перед началом фильма выкрикивавшие что-то про культуру и мировоззрение, остались сидеть в полном составе. Причём они не были заинтересованы в просмотре, а скорее наблюдали за самими зрителями, что очень напрягало Веха, ведь его затылок непрерывно сверлили тупыми взглядами.
– Что, нравится кино, защитники? – ядовито спросил парень, на секунду повернув голову на сто восемьдесят градусов. – Вы бы расселись по залу, чтоб уж совсем за придурков нас не держать! И так всё понятно: не избежать вам ответственности!
Молчали. Всей группой. И противно ухмылялись в ответ. «Действуют на нервы, следят за оттоком людей и следят за состоянием тех, кто продолжает смотреть», – перечислил их функции Вех.
Началась психоделическая солянка из перемешанных друг с другом кадров и коротких отрывков. Действие переместилось в виллу. Камера тряслась и шипела, словно хорошенько получила кулаком по объективу, а цветовая палитра прыгала и сменялась радужными цветами. Затем всё возвращалось на своё место и превращалось в привычную картинку преимущественно холодных цветов.
Марк шёл, точнее плёлся босиком по мраморному молу вдоль кухни, отделённой деревянной перегородкой и тонким слоем стекла. В трясшихся руках, перепрыгивая с ладони на ладонь, оставалась одна последняя таблетка, которую он решил приберечь на потом. Следя за ней, как за изысканной кремовой жемчужиной, он не заметил тупика и лбом врезался в стену с картиной. Пришлось завернуть налево, в узкий проём с узкой лестницей, ведшей в какую-то подземную часть виллы. Сюжет не стал ждать и показывать одурманенного волшебным действием таблеток наркомана, с трудом перебиравшего ногами по крутым ступеням, а «телепортировал» его сразу к большой двери.
Изнутри доносились свистящие звуки, похожие на удары хлыстом, а после них шли продолжительные приглушённые всхлипы. Да, это действительно был хлыст: Марк заметил его в руках неизвестного охранника. Крепкого телосложения и уродливого вида лысый изверг размахивался и стремительно направлял кожаные полосы хлыста в сторону тела обнажённой девушки, по рукам и ногам привязанной ремнями к деревянной подвижной платформе. Рот её был забит грязными скомканными тряпками. Старик сдержал своё обещание: страдалица превратилась в одно тёмно-синее пятно. Спереди, то есть со стороны лица, половина тела было уже искалечена. Также было видно, что некоторые удары разрезали кожу, впивались в плоть и оставляли после себя глубокие резаные и рваные раны. Теперь настала очередь для спины и ягодиц. Они уже прошли стадии розовой шероховатости, красного следа и незамедлительно приближались к этапу багровой опухоли.