— Ну каково здоровье, Иван?
— А не знаю и сам, — сказал Иван, нисколько почему-то не сердясь на старика и с улыбкой поглядывая на него. Тот сковырнул щепкой комок земли со своего сапога и уселся рядом.
— Зря это ты, Иван, — сказал старик и вздохнул.
— Чего зря? — не понял Иван.
— Зря себе волю даешь.
— Так ведь давай не давай волю, только где силы-то взять? Давеча чурку, думаю, надо расколоть, так всего по́том и облило, как из ведра.
— Ну-у, бывает это, — протянул старик. — Только все равно, барахтаться надо, а то ведь утонешь.
— Как это?
— А так, попал человек на глубину, как вот ты нынче, вот и барахтается к берегу. А ты не барахтаешься.
— А что делать-то мне?
— Почем мне знать, что тебе делать, — пожал плечами старик. — Только ничего не делать еще хуже.
— Знаю я все это, — усмехнулся Иван. — Известное дело.
— А знаешь, так чего сидишь на крыльце? Я ведь тебе зла не хочу, хоть и ругаюсь. Хоть бы к реке сходил или в лес.
— Да ведь не дойти мне, — пожаловался Иван, весь вдруг отдавшись стариковской воле. Геня, несмотря на свои годы, был еще крепок, будто весь свит из новых веревок, хотя и любил прикидываться слабосильным да жалобно охать. Вот и теперь Иван вдруг почуял в нем большую силу, но не такую силу, как у зятя Андрюши, бездумную и шальную, а осмысленную, направленную в одну сторону.
— А ты доползи, если не можешь дойти, — тихонько рассмеялся старик Геня, показав полный рот крепких желтых зубов. — Доползи, ядрена-корень! Научился летать, научись теперь и ползать.
— Ты лучше про это не поминай мне, — недобро усмехнулся Иван.
— Да ведь я так, — добродушно отозвался старик. — Не ерепенься давай, мы ведь с тобой как-никак родня. Я ведь, поди-ко, и постарше тебя, худому не научу. Ну, ладно, надо и самому идти барахтаться как-нибудь…
Весь вечер Иван был молчалив. В сенях присмотрел Андрюшину удочку, тот вечерами после сенокоса рыбачил иногда. И червей было сколько-то в банке под лавкой.
«Глупости все это, одни глупости, — подумал Иван. — Какая разница, у реки сидеть или на крыльце?» Однако слова старика задели его, так как и сам думал, что сиденьем на крыльце да в избе у окошка здоровья себе не высидишь. Только не хотелось услышать эту правду со стороны, тем более от старика Гени, Дашкиного дяди.
Андрюша с Зинкой ушли в клуб смотреть кино, Иван лег на кровать, чтобы поскорее уснуть, дождаться утра. Ведь как говорят люди, утро вечера мудренее.
— Барахтайся, — пробормотал он, засыпая. — Вот ведь дьявол какой.
— Ты о чем это? — спросила Дашка.
— Ни о чем. Спи, Дашка, мученица ты моя, спи.
— Не люблю я, Ваня, эту твою присказку. Кто же это меня замучил? Чем я хуже других людей? Или меньше работаю? Или безрукая какая-нибудь, безногая? Другие бабы не мученицы, а я мученица?
— Что с тобой толковать, ничего ты не понимаешь, — пробормотал Иван.
— Ты один много понимаешь.
Дашка, видимо, обиделась, умолкла, и он скоро услышал ее ровное дыхание. «Уснула, как ребенок», — подумал он и по привычке уткнулся носом в Дашкин затылок, в мягкие, бессильные прядки волос, слабо пахнущие то ли березовым веником, то ли какой-то полевой травой…
Пробудился Иван чуть ли не среди ночи, наверное, часов около четырех утра, полежал немного с открытыми глазами и встал.
— Ты куда это наладился? — спросила Дашка сонным голосом.
Иван ничего не ответил, стал потихоньку одеваться. Потом увидел, что Дашка смотрит на него широко открытыми глазами, и сказал виновато:
— К реке хочу сходить.
— Чего это тебе вздумалось? Еще брякнешься где-нибудь.
— Ладно, ладно, — пробормотал Иван. — Нечего на меня так смотреть.
И он шагнул за порог. Все избы утонули в густом тумане, даже под ногами не было ничего видно. Иван потихоньку сошел с крыльца и неуверенными шагами двинулся в этот туман.
Откуда-то сзади, где расплывчато маячила изба вроде большой копны сена, послышался негромкий Дашкин голос:
— Ваня, не ходи. Иван…
Перед Дашкиными глазами мелькнула сутулая мужнина спина в телогрейке и растворилась в сером воздухе, будто и сама была из этого воздуха, только сгустилась на минуту, а потом рассеялась.
— Леший ведь унес мужика, — проворчала Дашка. — И чего ему приспичило к реке идти?