Старик с удрученным видом сидел на бревне. Иван пристально посмотрел на него и спросил:
— Не случилось ли чего, беды какой?
Геня задумчиво погладил бороду:
— Не случилось. Слушай, Иван, не хочешь ли ты порыбачить сегодня вечером? Ты ведь на ногах теперь.
— Можно бы, конечно, порыбачить. Завтра праздник.
— Ну так и собирайся, буди, к вечеру.
Старик Геня не стал больше засиживаться, встал и ушел, сославшись на дела, что мед еще не весь выкачал…
Невод хранили по амбарам, разделенный на пять частей. Это был последний невод в деревне, ездить с неводом стало не модно, обременительно. Теперь каждый старался завести себе легкую капроновую сеть, сложил в мешок да и унес к реке или озеру, вытряхнул из мешка, порыбачил, и домой.
У прижимистого старика было три части невода, у Ивана ни одной, и он был рад в душе, что тот позвал его в долю. Кроме того, Иван давно уже не бывал на озере. Хотелось посмотреть.
Когда спустился к реке, все уже садились в большую лодку. Тут был и сам председатель колхоза Олег Матвеич, да еще вдова Настасья и незнакомый парнишка с усами.
— Здравствуйте, все, — поздоровался Иван.
— Здравствуй, Иван, — ласково отвечал, багровый в лучах заката, Олег Матвеич. — А я уж думал, не увижу тебя больше.
— Я и сам то же думал, — улыбнулся Иван, весь расслабившись и радуясь неизвестно чему, то ли хорошему вечеру, то ли обществу, то ли предстоящей ухе. Олег Матвеич похлопал усатого по плечу и сказал:
— Племянник мой, учится на агронома. Сашкой зовут.
— Ну и ладно тогда, — вздохнул старик Геня, видимо не очень довольный компанией. Да что поделаешь, начальству надо подчиняться.
— Иван, а со мной-то что не поздоровался? — сказала дразнящим голосом вдова Настасья.
— Здравствуй, Настасья Ивановна, — согнул голову Иван. — Только ведь я со всеми поздоровался.
— Вон как, а я и не расслышала, глухая. Как чувствуешь себя, Иван?
— Хорошо, Настасья Ивановна, грех жаловаться.
— Ну вот и слава богу, — вздохнула Настасья. Было в той тоскующей крепкой бабе что-то печальное и влекущее. Однако сквозь печаль ее светились задор и вызов то и судьбе, то ли людям.
Лодка качнулась и тихо отошла. Солнышко кануло за горизонт. С берега донеслось бряканье колокола, видно, ходили лошади; у самой воды, ниже по течению, кто-то рыбачил в белой рубахе.
Ивану все было нынче приятно: и теплый вечер, и скрип уключин, и то, что сам председатель Олег Матвеич с ними, и его молчаливый племянник Сашка.
Все как-то просто и понятно стало Ивану, ушла сложность вместе с его бессильем и болезнью. Вот едут они рыбачить, завтра праздник, впереди привычная будничная жизнь с обычными заботами и житейскими тревогами да радостями.
— Ты чего это улыбаешься, Иван? — спросила вдруг Настасья.
— А и сам не знаю, по глупости.
— Как это по глупости?
— А кто его знает, — пожал он плечами. — Дураку всегда весело.
Настасья улыбнулась:
— Как хорошо-то, ребятушки. Ничего-то вы только не понимаете.
— Понимаем, — тихо сказал Иван как бы самому себе.
— Ну тебя-то научило понимать, — сумрачно глянула на него Настасья и вдруг рассмеялась: — Не будет вам нынче удачи, раз баба в лодке.
— Так мы тебя сейчас живо высадим посреди реки, — сказал Олег Матвеич и обнял Настасью за плечи. Баба тихонько взвизгнула, словно испугавшись, а скорее всего от радости.
— Пусти, Олег Матвеич. Вон какой сердитый у нас Геня. Дедушко, ты чего такой сердитый?
Старик не ответил, он действительно хмурился. Ему не нравилось, что в лодке разговаривают, да и разговоры пустые, глупые. Нет, прежде не так рыбачили, думал он, за дело брались всерьез, а тут одно баловство. Не надо было и ехать ему, да как ослушаешься?
На озеро приехали затемно. И кидали невод всего раза три или четыре, рыбы оказалось достаточно, но все больше мелкая.
Потом, как полагается, сварили уху в ведре и сели в кружок, будто одна семья.
Настасья льнула к председателю, а тот что-то мялся, видно, неудобно было ему перед племянником обнять вдову.
Костер весело трещал и пыхал на людей жаром. У Ивана немного закружилась голова, но он не испугался, это было легкое, веселое круженье, наверное, от вина. Ему вздумалось даже запеть, но он не решился. «Как часто мы досаждаем друг другу, а для чего, непонятно», — вдруг пришло ему в голову, и он посмотрел на старика Геню.
— А ведь ты правду мне тогда сказал.
— Чего?
— Говоришь, барахтайся, Иван.