Идет Викентий по берегу, а на травке лежит и светится здоровенная рыбина — русалка грудастая. Да вот и начнет смотреть на Викентия, мол, понеси леший парня, нету ему дороги. Тот сторонкой, подальше от греха…
Ох какой зной навалился на пестровские окрестности, густой, плотный, как войлок. По небу целый день разгуливают сизо-белые облака.
Удить негде стало Викентию, везде плещутся люди да визжат от счастья. Только закинет удочку где-нибудь за кустом, сам разденется, чтобы позагорать, а тут Зина с Танькой.
— Ха-ха-ха! Да ведь это Викентий!
— Хо-хо-хо! Ты что, Викентий, рыбу удишь?
— Гм…
И будто невзначай Танька камешком в воду кинет. Бульк! Около поплавка. Сама же с Зиной ухохатывается. Так уж им смешно.
И лягут загорать на песок, как будто его и нет тут рядом, забормочут о своем. «Прекрасные девушки, — подумает Викентий, — но почему-то грустно мне от вас». Потом вдруг засомневается: да так ли это, не блажит ли он?
— Хорошо тебе у нас? — опять начинает Таня.
— Хорошо.
— Ну так и оставайся у нас жить. Женись вот на мне или на Зине. Зинка, ты пойдешь за него?
— Пойду.
Нет, не клевала рыба в такой зной. А Викентий заглядывался на Зину, и становилось ему все хуже, томительнее. Идет, бывало, мимо Егорихиной избы. Дверь на поветь растворена, на раскладушке дремлет Зина — сморило девку.
И найдет на Викентия. Нестерпимо ему захочется подняться по лесенке к Зине. Но идет тихо мимо и нишкнет. А Зина будто почувствует на себе чужой взгляд, оторвет голову от подушки, и глянет на Викентия опухшее от сна лицо. А в глазах туман.
— Здравствуй, Зина.
— А-а-а, — промычит Зина, — Викентий. Здравствуй. — И бух! Снова на подушку. Куда там, далек от нее этот человек, и непонятен, и дик.
А то и приснится ему Зина. Но не просто, не по-человечески, а непременно на помеле, с дурным сонным лицом. И он за ней вдруг полетит безо всякого помела. Схватит Зину в поднебесье. А та ему, как чужому:
— Чего ты? Пусти, дурак, так ведь и задушить недолго!
И опускаются они на землю оба раздосадованные.
— Прекрасная Зина! — говаривал он сам себе, ступая по коровьей тропке, и даже пел под нос. — Тру-ля-ля! Тру-ля-ля!
Хотя он и понимал, что не любит Зину, ему нравилось воображать ее.
А совсем недавно после обеда Викентия посетил чудной сон, который он никак не мог растолковать.
Будто лежал он на берегу, на вольном воздухе под полосатым тентом. Лес валил по реке валами. Иван Данилыч сидел на берегу, курил и смотрел вниз, на воду. Низко над лугом пролетала ворона, тяжело загребая жидкий воздух крыльями.
Викентий лежал в каких-то холщовых штанах. Откуда у него эти штаны из мешковины? И выкрашены простой синькой. А-а-а, так ведь это было во время войны. А он уже и забыл, что носил тогда холщовые штаны.
Потом ему показалось, что он лежит не под полосатым тентом, а под куском ржавого кровельного железа. И не на берегу реки, а посреди деревни, на дороге, на жестких ошметках засохшей грязи.
Деревня пуста. Дома стояли вкривь и вкось. И где-то вдали, около бригадирова дома, ходил теленок с длинным нечистым хвостом. Зеленая муха летала над коровьей лепешкой рядом, неподалеку от Викентия. Тяжелый зной полыхал на дороге. Лежать на засохшей грязи было неловко, и Викентий не мог понять, как он мог выбрать такое неудобное место.
И вдруг три девушки появились перед ним. Их пышные юбки заполнили деревенскую улицу, а стройные ноги в белых туфлях ступали уверенно и твердо, как по паркету. Какой-то свежестью повеяло на Викентия, жара пропала, дышать стало хорошо. Он приподнялся на локтях.
— Сколько времени, скажите? — спросила одна из них, черноволосая и черноглазая.
— Времени? — Викентий покачал головой, и тяжелые раздумья навалились на него. — А вы куда идете?
— В театр.
Викентий снова покачал головой.
— Нету никакого времени и никакого театра. Это же деревня.
— Да вот же он перед тобой. А людей разве вы не видите?
— Не вижу. Тут одна только дорога, лес да вон теленок около бригадирова дома.
— Так ведь он слепой, — с жалостью заметила одна из них. — Он ничего не видит.
— Удивительно, как он только нас заметил.
— Я не слепой! — закричал он в каком-то отчаянье. — Возьмите меня с собой. У вас нет лишнего билетика?
Но они пропали. И Викентия обуял страх. Он проснулся в поту у себя на кровати и подумал: «Неужели я слепой? Вот уж, ей-богу, ерунда. А может, они имели в виду внутреннюю слепоту?»
Между тем в сенях затопало, и появился Иван Данилыч. Викентий свесил босые ноги с кровати и улыбнулся вошедшему.