— Закажи лучше что-нибудь из красного дерева. Тут мы можем даже сделать статую в твой рост.
Адама добродушно смеется. У него спокойный уравновешенный характер и незаметно особого пристрастия к деньгам, которое сразу же проявляется у большинства других торговцев и ремесленников. Он показывает мне ровные темно-красные стволы. Это сенегальская кайя, или каильседра, как называют ее французы и местные жители. С кайей я уже знаком. Проходя в знойный полдень по Авеню де ля либерте — Проспекту свободы, я всякий раз отдавал дань уважения гигантским деревьям, спасавшим прохожих от палящих лучей на центральной улице Бамако. Огромные темно-серые стволы этих деревьев наподобие гигантских тумб занимали добрую половину широкого тротуара. Наиболее крупные экземпляры красного дерева встречаются в долинах рек. На сухих землях невысоких плато и на латеритных почвах деревья гораздо ниже.
Кайя имеет темно-красную, не поддающуюся атакам термитов древесину, которая используется для изготовления пирог и художественных изделий. Кора этого дерева обладает жаропонижающим и тонизирующим свойствами.
По берегам пересыхающих в сухой сезон водоемов встречается красивое ветвистое дерево с широкими листьями — ленге. Высота его 10–18 метров, кора достаточно толстая, чтобы противостоять огню. Снизу кора чешуйчатая, темная, наверху — беловатая. Плоды ленге имеют форму вытянутого стручка черного цвета. Зола, полученная при сжигании плодов ленге, служит для изготовления мыла, истолченная кора в смеси с просом используется для лечения животных.
От владельцев балафонов — больших музыкальных инструментов типа ксилофона — я узнал, что резонирующие пластинки изготовляются из дерева вен. Это довольно распространенное дерево западноафриканской саванны. Вен считается в саванне деревом верхнего яруса, достигает 15 метров высоты и 60 сантиметров в диаметре. Оно часто встречается на латеритной почве. Древесина вен имеет светло-табачный цвет, однородна, не поддается насекомым, имеет красивые прожилки. Она хорошо обрабатывается и используется для изготовления художественных изделий, в столярном деле и при строительстве пирог. Листья дерева вен служат кормом для скота.
Глава 4
В ДЕРЕВНЕ
Сельский учитель
Мне давно хотелось побывать в деревне. Именно здесь можно познакомиться с жизнью и бытом малийцев. Бывая в саванне, я проезжал через селения, но, как, вероятно, и многие европейцы, поначалу чувствовал себя чужим в африканской деревне. Здесь шла своя жизнь, были свои веками сложившиеся обычай и порядки. Однако в одной из деревень у меня появились знакомые, и с тех пор я стал бывать в ней часто. Это была деревня Сананкороба, расположенная в пятнадцати километрах от Бамако по дороге на Сикасо.
Впервые я попал сюда в конце сезона дождей, когда на крестьянских полях стоит трехметровая труднопроходимая стена проса. В это время все крестьяне от мала до велика выходят в поле на уборку арахиса. Я остановился у развесистого карите, под которым работали женщины и дети. Они обрывали орехи арахиса и бросали их в широкие калебасы. Девушка веяла арахис, пересыпая его из одной калебасы в другую. На соседнем поле мужчины с помощью мотыг выдергивали арахис и подносили охапки стеблей женщинам.
Я мог сколько угодно любоваться этой идиллией, пока не поднял фотоаппарат. Тотчас же женщины заволновались, стали отворачиваться и закрываться платками. Ко мне решительным шагом направился один из мужчин. Настроен он был явно агрессивно. Я остался на месте и стал с улыбкой поджидать подходящего человека. Это подействовало на него успокаивающе. Он перестал кричать и милостиво разрешил сфотографировать работающее семейство, не потребовав даже платы.
Подъехав к деревне, я слез с мотоцикла и направился к группе мужчин, сидевших в тени под навесом. Любой разговор в Мали начинается с нескольких стереотипных фраз, которые поначалу чрезвычайно удивляли меня. В самом деле, с кем бы я ни начал разговор, меня всегда спрашивали, как у меня идут дела, как себя чувствует моя жена, дети, мать, отец, как я спал и т. п. Это лишь общепринятая условная вежливость. Собеседнику вовсе не обязательно рассказывать о своих делах. На стереотипный вопрос существует такой же ответ. А сейчас я обращаюсь к малийцам по всем правилам местного этикета. На мои вопросы они отвечают, что дела у них идут очень хорошо, что деревня называется Сананкороба.
Молодой симпатичный парень лет двадцати двух, одетый в белое бубу, хорошо говорит по-французски. Для малийской деревни это редкость. Парень оказывается учителем, зовут его Драман Траоре.
После взаимных приветствий Драман ведет меня в длинный глинобитный дом. В комнате стоят простая железная кровать, железный стул, маленький деревянный столик со стопкой книг. Коллега рассказывает о себе. Два года назад он окончил лицей в Бамако. Школа, где он учительствует, небольшая. Ее недавно построили сами крестьяне. Классов всего три. Ходят в школу дети из пяти окрестных деревень. Учеников немного: не все крестьяне еще пускают детей в школу. Восьми-десятилетние помощники нужны дома. Не хватает книг, тетрадей, наглядных пособий. Только недавно появился глобус. Жалованье сельского учителя — 30 тысяч малийских франков. Для деревни это деньги немалые, так как годовой доход крестьянской семьи составляет примерно 12–15 тысяч. Драман не женат. Что думает о будущем? Хочет стать хорошим учителем, а потом поступить в педагогический институт. Один раз Драман был в Советском Союзе, правда недолго. Он восхищен постановкой народного образования в нашей стране.
Я прошу Драмана показать мне деревню. Но мы не сделали и двадцати шагов, как к нам стремительно подошел пожилой малиец в темном бубу и начал что-то резко и быстро говорить на бамбара. При этом он смотрит на меня явно недоброжелательно. Что ему не нравится: мой фотоаппарат или еще что-нибудь?
Драман, кажется, немного смущен, но слушает молча. Наконец он говорит мне, кивая на незнакомца, что это Умар Кулибали, староста деревни. Он хотел бы посмотреть мои документы. Я протягиваю удостоверение и разрешение на съемку. Староста вертит их в руках, не поднимая глаз. Ясно, что читать он не умеет и по-французски не говорит.
Я спрашиваю Драмана, чем вызван гнев старосты. Оказывается, все иностранцы, прибывающие в деревню, должны прежде всего явиться к нему. Я прошу Драмана передать мои извинения старосте. На этом недоразумения с местным начальством кончаются.
Драман согласовывает со старостой план осмотра деревни: сначала мечеть, затем дом старосты, потом хозяйства других жителей. Когда мы трогаемся в путь, я спрашиваю Драмана, зачем нам надо наносить визит старосте.
— Староста самый богатый человек в деревне, у него три жены. Наконец, сам староста этого хочет.
По деревне нас сопровождают человек шесть подростков, видимо учеников Драмана. Встречные жители почтительно здороваются с Драманом. Он пользуется здесь уважением.
Быт крестьян
В деревнях вокруг Бамако строят круглые или четырехугольные хижины с конической крышей из травы тэкаля или из стеблей миля. Стены делают из саманного кирпича. Окон нет. Вместо них оставляют небольшие круглые дырочки, служащие скорее для вентиляции, чем для освещения. Пол глинобитный. В четырехугольных хижинах крыши делают плоские. На стены кладется ряд жердей, затем хворост, и все это сверху обмазывается толстым слоем глины. Для прочности ставят одну-две подпорки. На крышах иногда сушат кукурузу, хлопок. Чтобы забраться на такую крышу, надо обладать определенной ловкостью, ибо лестница для подъема на нее необычна. Она представляет собой цельный ствол дерева с насечками и развилкой на том конце, который упирается в край крыши.
Жилище малийского крестьянина непрочно, его может размыть ливень. По оно и восстанавливается легко. На помощь крестьянину приходят сородичи, односельчане. Несколько дней работы — и можно снова праздновать новоселье.