Наш Секу не любит останавливаться даже перед дорожным знаком, который этого требует. Но зато он тормозит, когда посреди дороги застывают коровы, бродящие по саванне в поисках корма. Малийские шоферы весьма деликатны с животными, не кричат на них, ждут, пока те сами уступят дорогу.
Километра за два до крупного притока Нигера, реки Бани, лесистая саванна сменяется травянистой. Солнце успело выжечь зеленый цвет, и травы теперь' имеют неопределенную серовато-желтоватую окраску. Бани переезжаем по только что построенному мосту. Еще год назад переправа осуществлялась с помощью медлительного парома.
Сразу за рекой начинается самый тяжелый двухсоткилометровый участок неасфальтироваиной дороги между Сегу и Саном. Колеса машины врезаются в толстый слой красной пыли, плюхаются в ямы. В автобусе висит густое красноватое облако. Ближайшие соседи стали едва различимы. Встречная машина становится наказанием. Пыль в носу, в ушах, на зубах. Разговоры прекращаются, некоторые закрывают глаза. Страдаем не только мы, но и природа. Метров на тридцать вокруг дороги кустарники и деревья густо облеплены пылью. Такая езда длится несколько часов. Ближе к Сану пыли стало меньше, и мы вздохнули с облегчением. Вскоре показались городские кварталы Сана с довольно многочисленными домами европейского типа. В стороне виднеется высокая красивая мечеть — единственная достопримечательность этого города.
Секу останавливает автобус перед низким одноэтажным каменным зданием и объявляет, что это кемпинг. Возле кемпинга под открытым небом возвышается большая печь с куполообразным верхом. Из-под заслонки торчат концы жарящихся бараньих ног. Около печи стоит толстый африканец средних лет в белой рубахе и широких штанах с намотанным на шею красным полосатым шарфом.
Нам предстоит заказать обед. Но хозяин называет слишком высокую цену, и разговоры о том, сколько мы платили в Сегу, не производят на него никакого впечатления. Тогда решаем отправиться в соседнее заведение. Тут хозяин сразу же идет на уступки.
На обеих щеках хозяина от глаз до подбородка проложены две глубокие темные борозды. На висках тоже по пять параллельных шрамов. В Мали до сих пор встречаются люди, даже дети, с различной татуировкой на лице. Особенно эффектны насечки на лицах моей и бобо. Наш хозяин принадлежит к народности бобо. На мой вопрос о происхождении насечек он ответил, что когда-то бобо воевали с другими племенами. Чтобы в бою не перепутать своих с врагами, бобо стали делать такие насечки. Теперь войн нет, но насечки вошли в традицию. Насечки делают в раннем детстве, и хозяин не помнит, когда это было.
Пока готовится обед, отправляемся осматривать город. В малийских городах существует, так сказать, два центра. Базар — центр торговой и деловой жизни, мечеть — центр религиозной жизни. Направляемся сначала к мечети, которая возвышается на огромной немощеной площади. Высота мечети равна двух-трех-этажному дому. Стены оштукатурены и выбелены.
«Можно ли войти внутрь?» — спрашиваем мы себя, стоя перед узкой деревянной калиткой. Выручает проходящий мимо малиец в коричневом бубу и синей феске. По-французски он не говорит, но показывает, что надо разуться. Оставляем на площади ботинки и переступаем порог. Нас обступает полумрак мусульманского храма. У входа на разостланных циновках молятся два старика сурового вида. Обращаемся к ним. Один из стариков строго, но доброжелательно показывает, куда надо идти. Шагаем по глинобитному полу. Кое-где разостланы циновки, но молящихся не видно. Стены мечети высокие, толстые, небеленые. На потолке мощные деревянные балки перекрытия. Из внутреннего дворика по видавшей виды глинобитной лестнице со стертыми ступеньками взбираемся на крышу мечети. Она представляет собой большую обмазанную толстым слоем глины галерею, по наружным краям которой сделан высокий, почти в рост человека глинобитный барьер. Вдоль него со всех сторон поднимаются высокие овальные башни с торчащими из них деревянными жердями. Это и своеобразное украшение-мечети и способ придать прочность глинобитному сооружению. Башни увенчаны железными крестовинами, украшенными страусиными яйцами. Внутри башен узкие проходы с покатыми глиняными ступеньками. Попытка проникнуть в одну из этих лазеек ничего не дает — отверстие слишком узко.
Сверху открывается великолепный вид на плоские крыши многочисленных одноэтажных глинобитных домов, со всех сторон придвинувшихся к площади.
На базаре множество народа. Отведенное для торговли место всех не вмещает, поэтому торговцы заняли и прилегающие улицы. На краю базара возле огромных кулей сидят торговцы рисом. Сан — один из рисоводческих районов. Невдалеке торгуют вязанками дров, которые приносят на базар молодые женщины. По центральной торговой улице трудно пройти из-за расставленных на земле тазов с зерном и множества людей. Здесь я встретил нескольких молодых девушек фульбе, на голове которых были надеты красивые диадемы из старинных французских серебряных монет. У некоторых ленточка с такими же монетами ниспадала через весь лоб к переносице, а на шее висели длинные, до пояса, связки бус. Без всяких уговоров они разрешили себя сфотографировать и, кажется, были польщены нашим вниманием.
В кемпинге обед уже готов: жареные куры, огромный, как лопухи, но мягкий и нежный салат с уксусом и чешское пиво. Пока мы обедаем, желающие подработать мальчишки чистят автобус.
И снова в путь по сахелю. Наряду с земледелием скотоводство занимает центральное место в хозяйстве страны. Из всех стран Западной Африки Мали — самая богатая скотом. Он занимает большой удельный вес в малийском экспорте.
На севере сахеля и в присахарской зоне живут мавры и туареги, занимающиеся исключительно скотоводством. В поисках пастбищ и воды они постоянно кочуют со стадами верблюдов и крупного рогатого скота.
Юг и центр сахеля заселены скотоводами-фульбе (или пёль — по местному названию), которые ведут полукочевой и оседлый образ жизни. Оседлые фульбе пасут скот возле своих деревень, что способствует унавоживанию почвы и повышению урожайности.
Фульбе — прирожденные скотоводы. Их можно встретить повсюду, где есть скот. Но если в сахеле они хозяева скота, то в суданской саванне работают пастухами у земледельцев. Селясь возле земледельцев, фульбе живут в соломенных хижинах и длительное время сохраняют полукочевой образ жизни.
Едем по округу Масина. Здесь фульбе сами разводят крупный рогатый скот. Их деревни застроены прямоугольными глинобитными домами с плоской крышей и внутренним двором, где отдыхают, спят в жаркие ночи, занимаются ремеслом, ткут, прядут. Возле домов видны загоны для скота, огороженные вкопанными в землю заостренными кольями.
После первых дождей фульбе начинают передвигаться со своими бесчисленными стадами горбатых зебу на север сахельской зоны. Деревни фульбе пустеют. В них остаются старики и больные. Чтобы жить на пастбищах, фульбе берут с собой циновки, одеяла, посуду. Тяжелый скарб привязывают на спины быков.
Скот находит воду и обильную пищу в быстро покрывающейся травой саванне. Отгон скота на север вызывается и необходимостью сохранить поля от потравы, так как многие семьи фульбе сочетают скотоводство с земледелием.
Считается, что скот у фульбе принадлежит мужчинам, а молоко — женщинам. Выручку от продажи молока женщины оставляют себе. В тех семьях, где мало мужчин, для присмотра за скотом нанимают пастухов.
В Мали разводят все виды домашних животных. В суданской саванне распространен низкорослый короткорогий скот породы ндама. В Масине фульбе разводят горбатых мясных быков зебу с огромными рогами.
Разведение зебу — традиционное занятие фульбе. У них сохранились остатки старых тотемических верований, по которым они рассматривают коров не как собственность и богатство, а как своих родственников, требующих уважения к себе. Об этом поют пастухи-фульбе в своих песнях: