В каждой деревне есть общество масок, которое образуют взрослые мужчины, прошедшие обряд обрезания. Во главе этого общества стоят старики, и авторитет его членов зависит от возраста. Каждая возрастная группа вырезает свою маску. Каждая маска — плод собственной фантазии, но соблюдаются определенные каноны. В настоящее время появились мастерские, где режут маски.
Танец в маске требует умения, и этому надо учиться. Масок у догонов много, и они разнообразны: есть маски животных, птиц, маски представителей определенного ремесла. Но мужчины никогда не танцуют в масках, изображающих животных, старую женщину, черный знак. Под этими масками танцуют подростки. Посторонним не разрешается видеть, как надеваются и снимаются маски.
Каждая деревня или группа деревень имеет несколько больших масок (высотой до 4–6.метров), которые хранятся в особых убежищах возле деревень. Женщинам и детям запрещается приближаться к этим укрытиям. Мальчикам до обрезания ничего не говорят о масках. Ама Серу рассказывает, что в деревне Гоголи большая маска хранится на подставке из черепов. Есть маски, вырезанные в 1725 и 1730 годах.
В обществе масок старики за плату, вносимую раковинами каури, обучают молодежь языку сиги со. Обучению предшествует специальный ритуал, состоящий в том, что учитель и ученик шьют из одной калебасы пиво, смешанное с кунжутным маслом.
…Наконец мы трогаемся в путь. Ама Серу уверенно находит дорогу в лабиринте деревенских улиц. В деревне Гоголи мы услышали звуки барабана, крики, плач и стрельбу. Вскоре показалась группа мужчин и женщин, которые почти бежали. На носилках, сделанных из веток, мужчины несли умершего человека, завернутого в белый саван. Люди двигались как-то странно: сначала шли вперед, потом делали попытку пойти назад. Затем покойника положили посредине деревенской площади и стали приносить жертвы. Седобородый старик в это время читал молитвы. Это был один из элементов похоронной церемонии догонов, которая весьма оригинальна.
Ритуал погребения у них складывается из двух частей. Это церемония погребения непосредственно после смерти, длящаяся неделю, и дама — пышный ритуал по истечении некоторого срока. Для женщин дама проводится через три недели после смерти, для мужчин — через год, а иногда через три.
Ама Серу рассказывает, что умершему мужчине бреют голову, а волосы собирают в калебасу, которую ставят в некрополь в момент погребения. Затем тело через деревенскую площадь несут на семейное кладбище, находящееся обычно в пещере. По ритуалу, люди должны двигаться вперед и назад, как бы не желая отдавать покойника. На кладбище в течение недеди тело покойника охраняют, чтобы избежать злых козней колдунов. Во время церемонии погребения жители деревни не могут заниматься обычными делами. В день смерти, вечером, мужчины из рода умершего под руководством самого старого, вооружившись ружьями и пиками, поднимаются п. а террасу дома покойного и в присутствии жителей деревни бряцают оружием, стреляют. Старший сын в это время произносит похвалу покойному, благодарит его «за воду, за галеты из проса, за вчерашние благодеяния». Родственники покойного остаются на террасе до утра.
В последующие дни женщины оплакивают покойного возле его дома, скребут осколками калебасы землю. Все мужское население деревни, вооружившись ружьями и пиками, разделяется на два лагеря и имитирует сцену боя, который начинают самые старые. В ритуал похорон мужчины входит также разыгрывание ночных сцен нападения и преследования, а также охоты. Всю ночь в деревне играет оркестр из флейт, рогов и барабанов, звучат погребальные песни. При похоронах взрослого мужчины на церемонии дама устраивают пляски масок, в которых участвуют все мужчины, способные носить маски. Если смерть произошла во время Сиги, то во двор покойного вносят большую маску.
Во время недели траура в дом умершего приходят друзья и родственники из многих деревень. Их угощают просяной кашей и пивом. При церемонии погребения устанавливают глиняную тарелку для покойного в семейном алтаре. Это означает его переход в разряд предков. После окончания траура деревня принимается за свои обычные дела, но семья усопшего обязана долго соблюдать определенные запреты, в частности она не должна работать в поле, а вдова или вдовец — выходить замуж или жениться.
В деревне Гоголи останавливаемся, чтобы полюбоваться массивным сооружением, называемым тогуна. В этом месте собираются мужчины для обсуждения всех деревенских дел. Оно состоит из нескольких рядов неотесанных каменных столбов и очень толстой крыши из стеблей проса. Внутри сделаны скамейки из бревен. Тогуна стоит на возвышенном месте. Здесь всегда царит густая тень и продувает ветерок. Возле тогуны находятся общие алтари деревни. Мне хочется как можно лучше сфотографировать место «деревенской мудрости». Но мои топтания с фотоаппаратом вызывают протест старца, до того незаметно сидевшего в тени дома. Старец вскакивает, машет руками, что-то кричит.
Пройдя Гоголи, спускаемся на равнину. Это сплошь возделанное поле, на котором оставлены редкие деревья. Перевалило за полдень, и солнце немилосердно жжет. Идем по утомительной песчаной дороге. Сходить с нее нельзя. Во-первых, энергично протестует Ама Серу, во-вторых, колючки крам-крам тут же впиваются в ноги. По дороге попадается несколько молодых баобабов, у которых кольцами срезана кора, идущая на изготовление веревок. Мы быстро устаем, и группа растягивается.
Вдруг наш гид, который только что оживленно разговаривал с нами, замолкает. Он выглядит серьезным и испуганным. Я смотрю вокруг, пытаясь понять причину перемены, происшедшей с Ама Серу. Впереди метрах в тридцати от дороги стоит баобаб, кора с которого не срезана. По обеим сторонам баобаба в землю воткнуты высокие колья, на концах которых укреплены пучки какого-то растения. Баобаб — священное дерево в деревне Гоголи, на нем живут духи — покровители деревни. Шуметь здесь нельзя, чтобы не потревожить и не разгневать могущественных духов. Глядя на Ама Серу, примолкли и мы.
Проходим еще километров пять по тяжелой дороге вдоль купающейся в знойном мареве высокой каменной стены Бандиагары. Наконец Ама Серу объявляет привал под баобабом, который в сухой сезон стоит без листьев и не дает тени. Ама Серу что-то говорит мальчику, который несет воду. Тот обивает несколько низко висящих плодов баобаба, раскалывает их и протягивает нам. Внутри плода мучнистая беловатая масса, сладкая и приятная на вкус.
К нам подходят трое молодых парней, очевидно направлявшихся из деревни в саванну. В руках у них длинные ножи, которыми они как-то полувоинственно играют, поглядывая на наших девушек. Один из них понимает по-французски. Спрашиваю, какие крупные города он знает. Называю Париж, Лондон, Москву Парень отрицательно качает головой. Тогда прошу назвать города, которые ему знакомы. Парень называет Абиджан, Дакар. Туда он ходит на заработки.
Чтобы вернуться в Сангу, надо подняться на каменный уступ, с которого мы с таким трудом опустились. Но подъем оказался гораздо сложнее. Карабкаемся по крутому узкому каменистому коридору. Гулко стучит сердце, с трудом ступают ноги. Вода уже вся. Пересохла она и в колодце, который попадается на нашем пути. Наконец мы наверху. Вокруг застывшая каменная лава. Возле деревни Бонго нас поджидают человек десять мужчин и подростков, которые предлагают тамтамы, деревянные замки, стилизованные статуэтки, калебасные тыквы, расписанные символическими фигурками животных. Торг идет в подземном туннеле. Сюда не проникают лучи солнца, поэтому здесь прохладно.
Пора отправляться в обратный путь, но вставать очень трудно: сказалось напряжение сегодняшнего дня. Один из наших товарищей не может подняться. Приходится сидеть в туннеле еще около часа. На обратном пути ничто уже не радует и не удивляет. Приходим в себя лишь в Сайге, когда сидим в каменном помещении бара и льем холодное пиво.
Солнце начало склоняться на запад, и длинные тени могучих сейб протянулись по площади Санги, когда Ама Серу возвестил, что скоро начнутся пляски догонов, организованные комендантом по нашей просьбе. Мы пересекли площадь, где женщины толкли просо на ужин, и направились к дому коменданта. Возле каменного сарайчика мы увидели какие-то странные фигуры. Догадываемся, что это танцоры одеваются в своей «артистической уборной».