Рядом на лавке сидит босоногая девочка, перед которой лежит какой-то товар, завернутый в зеленые листья, перевязанные мочалом. Под листьями видна беловатая твердая масса. Это масло из плодов дерева карите.
С интересом разглядываю африканскую посуду — калебасы, вмещающие от нескольких литров до нескольких ведер. Эти «ведра» делают из огромных калебасных тыкв. На корню вырастают и ложки галама размером с небольшой черпачок. Их получают, разрезая пополам особый сорт тыквы. Некоторые галама предназначены для декоративных украшений и расписаны змеями и крокодилами.
Внутренний двор рынка — большая бетонированная площадка, заставленная калебасами с толченой маниокой, просом, фонио, рисом. Кучки копченой рыбы лежат прямо на земле. Вот возвышаются пирамидки легких шариков. Это галеты. Белые галеты сделаны из толченой маниоки, желтые — из маиса, черные — из арахиса. Здесь продается самодельное мыло, множество кореньев, трав, порошков, ягод. При сжигании темно-серых корешков гуэни распространяется аромат, напоминающий запах духов. Из твердых бобов растения моро-моро женщины делают пояса, придающие приятный запах коже. Вот корень гасэ, который жуют. Связки травы конго-лили кипятят в воде и получают напиток вроде чая, который улучшает пищеварение. Красные зерна дья-фране суеверные африканцы сажают вокруг дома, чтобы изгнать дьявола.
На улицах города предлагают связки палочек лофиры, которые малийцы употребляют вместо зубных щеток.
Я обратил внимание, что одни товары продают только мужчины, другие — женщины. Я ни разу не встретил на рынках Мали женщин, торгующих птицей, скотом, мясом, тканями, обувью, галантереей, орехами кола. И наоборот, не увидишь мужчину, продающего свежую рыбу, муку, местное лакомство — подсоленный жареный арахис, продукты огородничества и садоводства, плоды диких растений саванны, которые собирают женщины.
«Марше де легюм» — Овощной базар — расположен возле «Гран марше». Мои коллеги повезли меня туда вскоре после моего приезда в Бамако. Впоследствии мне приходилось бывать там часто, но первое впечатление осталось самым сильным. Пе успел наш «Москвич» остановиться, как к машине бросилось человек восемь подростков лет двенадцати-четырнадцати, размахивавших картонными коробками. Они стали открывать дверцы машины, хватали нас за руки. Каждый старался изо всех сил обратить на себя внимание. Так я познакомился с «боями» — неотъемлемой принадлежностью овощного рынка. За небольшую плату они носили на голове по базару картонки с покупками. Когда подходящих клиентов не было, бои торговали марками.
Бои предлагали свои услуги лишь европейцам. Причем они знали не только всех европейцев и их машины, но и то, какое вознаграждение можно ждать от каждого. Наша машина всегда встречалась с энтузиазмом.
Бои не могли равнодушно смотреть, если европеец сам нес по базару сумку. И вежливо и невежливо они старались заполучить ее в свои руки или, еще лучше, заменить своей картонкой. Чтобы избавиться от нескольких пристающих боев, надо было сразу взять одного.
Овощной базар, расположенный под высоким железным навесом, издали напоминает огромный улей. Здесь, как и на других африканских базарах, всегда царят шум и оживление. Десятки торговок, окруженных горами бананов, ананасов, помидоров, апельсинов, арбузов, кокосовых орехов, крупного нежного салата, наперебой зазывают покупателей.
Благодаря нелегкому труду огородников здесь круглый год можно купить любые овощи и фрукты. Но под тропическим солнцем они быстро портятся. Бананы, помидоры, манго гниют, апельсины и кокосовые орехи высыхают. Поэтому главная забота торговок — как можно скорее продать свой товар.
Стоит европейцу показаться возле овощного базара, как он сразу же подвергается атакам молодых торговок. Поднимается страшный шум, торговки протягивают свои подносы, заискивающе заглядывают в глаза покупателю. Если у вас в руках сумка и вы не проявите должной твердости, в нее пересыплют все, что есть на подносах.
Под навесом сидят пожилые дородные матроны. Они менее назойливы, но и менее склонны уступать в цене. Они не снижают цену, даже если часть загнивших фруктов приходится выбрасывать.
Торговцы фруктами награждают вас подарком, добавкой к купленному, особенно если вы берете много. Это обычай африканской торговли и, вероятно, способ обеспечить постоянную клиентуру. У торговцев существуют двойные цены: более высокие для европейцев, более низкие для местных жителей.
Часть овощного рынка занята мясными и рыбными рядами. Тут можно купить знаменитого нильского окуня — «капитана», лучшую рыбу Нигера. Его вес достигает иногда нескольких десятков килограммов, а мясо очень вкусное. Продают и рыбу-собаку с мощными челюстями, способную перекусить металлическую рыболовную снасть.
Торговля на многих малийских базарах ведется почти круглосуточно. Во время полуденного зноя торговцы сидят под плетеными щитами из слоновой травы, установленными на подпорках, или дремлют на циновках в тени деревьев. С наступлением темноты в торговых рядах зажигаются керосиновые фонари или свечи. Малийский торговец даже глубокой ночью ждет покупателя.
Торговок фруктами в Бамако можно увидеть в тени каждого дерева. Многие торгуют вразнос, обходя квартиры европейцев и зажиточных малийцев. Некоторых из них сопровождает бой с тяжелым тазом фруктов и овощей на голове. Матери приучают к торговле девочек с раннего детства. Из-за этого многие из них не посещают школу. Мать закупает на рынке оптом бананы, апельсины, арахис, а их розничная распродажа поручается девочкам шести-десяти лет, порой едва умеющим считать. Они располагаются возле учебных заведений, заходят в виллы, занимаемые европейцами. Почти у каждой из них есть своя клиентура. Малолетние торговки появились и у нас. Причем если мать поручила им продать два десятка бананов за сто франков, то далеко не всегда они были согласны уступить десяток бананов за пятьдесят франков.
На малийских рынках множество всевозможных посредников и перекупщиков. Ходовые товары, которые появляются в магазинах, моментально скупаются и тут же перепродаются по новым ценам. Как ни странно, мне ни разу не приходилось слышать, чтобы малийцы возмущались посреднической торговлей.
Выручка мелких торговцев мизерна, и я долго не мог понять, как они сводят концы с концами, продавая дюжину пачек сигарет или пакетиков с ландрином. Секрет я узнал только весной, когда начались первые дожди. В это время недели на две исчезли многие знакомые торговцы. По возвращении они рассказали, что в саванне у них есть поля, урожай с которых служит подспорьем семье.
На тротуарах вокруг «Гран марше» стрекочут швейные машинки портных. Они работают под открытым небом. Тут же вывешены для продажи брюки, шорты, рубашки. В течение двух-трех дней вам могут выполнить любой заказ. Шьют эти портные, правда, неважно, большинство из них — самоучки. Один из портных, Абдуллай Диалло, — мой знакомый. Его мастерская, открытая солнцу и всем ветрам, состоит из двух табуреток, скамейки и машинки-кормилицы. Абдуллаю лет двадцать пять. Он холост, живет с матерью и сестрами.
— Почему ты не женат? — спрашиваю я его.
— На женитьбу еще не заработал денег.
Абдуллай с завистью говорит о портных, работающих в отдельных помещениях, над которыми висит вывеска «Дипломированный портной». Плата за пошив там в два-три раза выше. Абдуллай мечтает поучиться портняжному мастерству во Франции, да нет денег на поездку.
Возле рынков и магазинов стоит множество велосипедов и мопедов. Некоторые предназначены для продажи. На других приехали сотни торговцев и покупателей. На перекрестках Бамако в тени деревьев десятки «ремонтных мастерских», где вам быстро подтянут цепь, заклеют камеру. Механик по мопедам и велосипедам, вероятно, самая распространенная техническая специальность в стране.
На окраине города работают кузнецы. Они изготовляют на продажу мотыги, топоры, ножи, железные крашеные сундуки и жаровни. До недавнего прошлого доля ремесленного производства в валовом продукте в пять раз превышала долю местной промышленности.