— За мной, говоришь, приехал? Спасибо! Собирайся, говоришь? Какой прыткий! Куда это я соберусь?
— В селение, дедушка. Там же…
Тимофей запнулся. Он хотел сказать, что в поселке дедушка быстрее вылечится. В медпункте лекарства. И фельдшерица слывет волшебницей. И пора, мол, даже старикам бросить свои старые привычки — верить в духов и прочие чудеса. И про магазин, и про клуб, и про новые фильмы, которые только что прислали из райцентра, хотел поведать.
Но, взглянув на старика, осекся на полуслове. На пергаментном, безусом лице Ась-ойки, затянутом сетью морщинок, появилась еле заметная усмешка. И без того узкие глаза прищурились, пытливо уставясь на внука.
— Там же люди, — сказал только Тимофей.
— Знаю людей. Люблю людей. И мне тоже хочется посидеть с ними за столом. И посижу еще. Только здесь — тоже люди: деревья, звери, птицы. Их совсем одних оставлять нельзя. Без человека лес душу теряет… Одичает. И паул мой осиротеет. Пока я живу, мой паул пусть веселится дымком моего огня.
Дедушка жил один-одинешенек в заброшенной деревушке. Когда построили новое селение и свезли туда семьи охотников из самых отдаленных стойбищ, только дедушка наотрез отказался расставаться с землей предков. Раньше он все же хоть и редко, но ездил в поселок. Иногда месяцами там жил. А теперь вот уже третий год не появляется. Зима на носу. Снегом скоро все заметет. Морозы грянут.
«Как один там будет! Прежде хоть сильный был. Зверя мог добывать. Сейчас ослаб, наверно. Привези его, пожалуйста, в поселок. Уговори как-нибудь. Может, с нами будет жить?» — просила мать, провожая сына к деду.
— Мама очень просила привезти тебя, — сказал тихо Тимофей, чувствуя, что убедить старика трудно.
Морщинистое лицо дедушки оживилось. Глаза заискрились, потеплели.
— Я бы рад был не только видеть дочь, внуков, но и жить с вами. Пора, может, мне и нянькой быть, а не на охоту ходить. Какой из меня теперь охотник! Да вот Светка!.. В поселке собак много. Боюсь, не уживется она с ними. Закусают, раздерут.
— Тебе кто важнее? Дочь, внуки или эта вертлявая Светка? — вспылил Тимофей. Упрямый старик начинал не на шутку раздражать его.
— Все на земле важно, внучек! — миролюбиво продолжал Ась-ойка. — И людские законы соблюдать надо, и лесные законы соблюдать надо. А главнее всего — закон дружбы. Где дружбы нет, там радости жизни нет. А Светка — мой самый верный друг. Когда я болею или ненастье разыграется, Светка меня всегда выручает: дичь какую-нибудь поймает, рыбы принесет домой. Не раз и я ее вытаскивал из беды, защищал от злого зверья. У нас с ней взаимная помощь в делах, обмен услугами, в общем — дружба. Время укрепило нашу дружбу. Она привыкла доверять мне во всем. Не доверять друзьям позорнее, чем быть обманутым. Нет, я не могу уйти, бросить ее на произвол судьбы. Это же предательство! Ты разве бы не так поступил? Вот придет она домой, посоветуемся с ней, поговорим. Может, и я ей уже в тягость. Тогда — другое дело. Ты лучше найди ее, мою Светку. Вместе и потолкуем, подумаем, решим…
Вот теперь Тимофей и искал ее. Он побывал и на Красном яру, поднимался и на Синюю гору, обошел вокруг Лебяжьей старицы. Думал застать ее на Черном перекате, где играет хариус. И там ее не оказалось. Кондовый смешанный лес остался позади. Начались кедровники.
«Сколько же ягод можно собрать в этом бору? — прикидывал в уме Тимофей. — Если с гектара по паре центнеров… А здесь гектаров сто. Да и в том бору столько же… Надо будет обязательно сказать управляющему зверопромхозом, чтобы сюда прислали бригаду женщин».
…Где-то на вершине, в колючей зелени ветвей, сварливой бабой вдруг затараторила кедровка, и в тот же миг Тимофей почувствовал удар по голове. Он отскочил от кедра, оглянулся вокруг.
Во мху, рядом с Тимофеем лежала большущая шишка. Он поднял ее. Отщипнул смолистую кору, и на него глянули крупные зрелые орехи. «Шишки есть — соболь есть», — так говорят в тайге. Словно подтверждая мысли Тимофея, с вершины кедра раздалось рычание: «Гру-у-у! Гру-у-у!» Это был соболь.
Сквозь зелень хвои тускло желтел еще не пышный его хвост. Затянувшаяся теплая осень сказывается и на цвете его дорогой шубки. «Соболь еще не созрел для охоты, — подумал Тимофей. — Но охота нынче будет доброй. Шишек уродилось. Белки так и скачут. Значит, и соболь пойдет…» Не притронувшись к ружью, Тимофей шагал дальше. Раньше бы сбил, не задумываясь над тем, созрела или нет у зверька шкурка. А теперь думы охотника были совсем о другом. Тимофей Вогулов начал работать охотоведом совсем недавно, всего год назад, но стал уже истинным, рачительным хозяином тайги: ко всему-то он присматривался, все-то он подсчитывал, во всем старался найти пользу для людей, для подопечного звериного царства. Стал настоящим охотником-охотоведом. Не как дедушка.