Позвала меня жизнь — и пошел я другие колхозы поднимать. По семь-восемь лет в каждом колхозе работал. Председателем избирали.
Я расту — колхоз мой растет, крепнет, набирает силы. Смотришь — и люди чаще улыбаются. Смотришь — и люди лучше одеваются. Смотришь, не смотришь, а чувствуешь — люди приветливо на тебя глядят.
Особенно приятно мне хантыйское село Теги. Там долго работал. Заговорил по-хантыйски быстро. Видно, языки наши такие близкие. И хантыйский язык мне стал как родной. А русский — трудный. Много лет уже говорю, а все слышу, что где-то не то слово ставлю, не тот звук произношу.
Тегинский колхоз мне особенно дорог. Будто сердце мое там. Приехал — касса колхозная была пуста, а когда переводили в другое место — колхоз был миллионером.
И переходящее Красное знамя района крепко держали…
Отец умолк, задумавшись. Он словно забыл о моем существовании.
— А что же Мирсуснэхум? — спрашиваю я. — Он вернулся в родные края?
Встрепенувшись, сощурив глаза, с лукавой улыбкой отвечает отец:
— Да как тебе сказать? Приезжает иногда. Долгие разговоры с такими вот, как я, стариками ведет. Что да как — расспрашивает. Кем он стал? Писателем. Обо всем могли ханты и манси мечтать, а вот что кто-то из их сородичей писателем станет — такого даже и в мыслях не было. Да и кто бы в такое поверить мог? Ты вот теперь все больше про современность думаешь. Что ж, открыли в наших местах нефть и газ — это хорошо. Но и старое не надо забывать. Без него нельзя понять новое. Я правильно говорю? Молчишь. Вот то-то же…
Одноногий гриб и день кружится, и ночь кружится. (Ум)
Земля моя! Во все века люди меряли тебя и шагами, и зоркими глазами.
Они шли, шли, шли, а земля не уходила из-под ног, она была такой же твердой, а ноги человеческие подкашивались. Они плыли, плыли, плыли, а море все так же пенилось и пенилось, а вдали лишь синели волны, прильнувшие к синему небу. Опускались руки. И бездонные глаза устремлялись в небо. В них застыл ледяной вопрос: как родилась земля, откуда это чудо?
Ноги подкашивались, руки немели, глаза чувствовали свое дно… И тогда на все семь резвых ног становился ум, а быстрокрылые мысли расправляли семь могучих крыльев и летели, и летели…
И у древних манси рождалась сказка о сотворении Земли. Вот она. Слушайте:
«Живут старуха со стариком. Кругом вода, вода, вода… В хрустальных струях тонет ночью звездное небо. На зыбких волнах моря колышется и жаркое солнце, и ледяная луна, и маленький их домик. Старик со старухой начали уж было глохнуть от монотонного плеска волн. Но вдруг до их ушей, позаросших травкой, долетели неведомые звуки. Глаза старика надели любопытные лыжи и устремились за дверь. И видит старый: сверху летит железная гагара. Пролетела семь кругов, опустилась на волны. Поправила свои крылья и перья, прошедшие дальний путь, и нырнула в воду.
Долго ли была под водой, коротко ли была под водой, вынырнула. В клюве у ней ничего нету. Второй раз исчезла под волнами — вынырнула: в клюве у ней лишь тяжелый вздох. Отдохнула — третий раз нырнула.
Мерзлая рыба в котле сварилась — так долго была гагара под водой. Под шеей не красная полоска зари, а струйка крови. Лопнула даже железная шея железной птицы — так глубоко ныряла! В клюве у гагары крохотный кусочек земли. Тяжело дыша, принесла она этот кусочек к дому, прилепила его между бревнами и, расправив железные крылья, заскользила по воде. Семь раз повторила над домиком вечный путь солнца и растаяла в лазури неба…
Старуха со стариком остались. На третий день любопытные глаза старика выглянули за дверь и видят: у порога появился маленький кусочек земли.
Прожил старик еще три дня и опять выглянул: земля уже немного выросла. Удивленный происшедшим, он захлопнул дверь и стал рассказывать старухе сказку о рождении чуда вселенной — Земли.
Долго, видно, рассказывал. Потому что, когда вышли старик со старухой на улицу, моря уже не было. Куда оно делось? Конечно, под землей осталось! А его маслянистая вода в тягучий жир земли — в нефть превратилась.
Это море, видно, и нашли в нашем краю новые люди — нефтяники.
Хорошо, что нашли. У сказки — всегда хороший конец».