— А как зовут этих твоих новых людей?
— Нефтяниками!
— А, это о них теперь так много говорят, песни поют, сказывают легенды. И чем они заслужили такое внимание? Разве они следопыты-соболятники? Или могут покорить своей мудростью и силой самого медведя и устроить на радость всем веселый медвежий праздник, где оттачивается острие мудрых слов? А может быть, к их рукам плывут самые главные рыбы — осетры? Ведь когда рыбак держит в руках осетра с зубчатой спиною, кажется, что в его руках покоятся зубчатые скалы крыши земли — Урала. Как не запеть его руками сложенную песню, его руками сказанную сказку!
— Нет! Они по следу соболя не ходят, медведя не боятся, рыбу покупают в магазине, — смеется сын, удивляясь, как его мать не понимает, что новая жизнь пришла на древнюю землю манси и люди заняты новыми, тоже важными делами.
Урай… Что это за слово?
— У-рай! — говорят участники казанского студенческого строительного отряда, строители Урая.
— «Урай» — по-мансийски «старица», — говорит мой новый знакомый, коренной житель этих мест.
— Урай — большая нефть, — говорят нефтяники.
Сначала пришли в Урай лесники, потом геологи, а теперь нефтяники, буровики…
В первый раз я был здесь в сентябре 1964 года. Урай выглядел тогда большим стойбищем из зеленых вагончиков. Днем и ночью урчали стада «железных оленей» — бульдозеров, тракторов, ЗИЛов. Разгрузка барж, монтаж буровых, звон топоров… Буровики днем бурили, а вечером строили себе жилье.
И вот я снова в Урае. Так же шумно от машин на улицах. То же стойбище из зеленых вагончиков, но рядом выросли двухэтажные дома, пахнущие смолистой сибирской сосной. Это дома буровиков, нефтяников, строителей. А за ними поднимаются многоэтажные каменные дома.
Первое заседание городского Совета превратилось в настоящий праздник. И как же не праздновать! Ведь все построено своими руками. Там, где год назад стояли кедры, выросли дома; где льнули к берегу юркие рыбацкие лодчонки, громоздятся баржи, речные трамваи, катера; там, где сушились рыбацкие сети, развеваясь на ветру на крылатых вешалах, как огромные журавли с длинной шеей, наклоняются к баржам краны; там, где сияли лишь одинокие костры охотников да холодные звезды, сегодня зарево электрического света…
Я с трудом нашел старую часть Урая с почерневшими от времени домами. С трудом нашел и дом моего нового знакомого. Может быть, остатки старого, выцветшего невода, наброшенного на изгородь, подсказали мне, что здесь живет манси? Или висящие на стене дома небрежно выструганные чучела заставили остановиться? А может, голос ласковой лайки, выбежавшей навстречу, разбудил в моем сердце сны охотничьего детства?.. Словно издалека-далека, из какой-то сказки, я услышал вдруг забытый голос моей лайки Ханси, почувствовал свежесть первой пороши с узорами соболиных лапок, увидел вновь пляску золотистых белок на курчавых ветках кедра… И я вошел в дом.
— Двадцать два года ходил за зверем! Теперь его стало мало, — вздыхает манси. Печально смотрит он на поржавевшее ружье, которое висит на стене. — Олень, лось — как рогатый скот. Много было!
На сундуке у стены сидит старушка в повязанном накрест платочке. Морщинистое лицо ее мне напоминает глинистый берег речки, с которого совсем недавно сошла вода и земля не успела еще потрескаться. В жилистых пальцах ее, где сияют тусклым светом два кольца, дымится древняя трубка. В глазах ее еще не угасло любопытство.
— Улыпыл самолётыл ёхтыс? — спрашивает она сына по-мансийски. — На чем только не ездят теперь люди! — сама с собой говорит она…
Желтые мережи на изгороди, небрежно выструганные чучела на стене старого дома, и эта бабушка, и напевная мансийская речь…
В кабинете главного инженера Якуба Мохамметовича Шамсутдинова звучит башкирский язык.
— Новая Башкирская республика! — шутят в Урае.
— Когда-то на Волгу осваивать второй Баку вот так же пришли нефтяники Азербайджана. Передали свой опыт нам, — говорит Якуб Мохамметович. — А теперь вот и наша очередь передавать опыт добычи нефти…
Хорошо в конторе главному инженеру, а на буровой лучше. И полуглиссер мчится по бурым волнам таежной Конды, рассыпая радужный бисер. Кажется, даже волны пахнут нефтью, торфом, болотом. Мелькают сосны. Золотятся песчаные отмели в лучах скупого осеннего солнца. И рыбаки, словно коряги на отмели, застыли в ожидании, когда клюнет. А мы летим…