- А ну стой, вражья сила! - Из-за грозного окрика Шумелко выронил свою добычу. Яйца разбились. Подбежавшая кошка принялась быстро и воровато поедать нежданное угощение.
- Дедка, только тятеньке не сказывай! - взмолился мальчик. - Выдерет.
- На что сменять хотел? - заинтересованно спросил дед.
- На бабки, кости такие для игры. У Рябчика есть бабки, а у меня нет.
- На кости... - разочаровано протянул Лапоть.
Шумелко даже обиделся на старика и выпалил:
- За бабки лучше, чем ты за медовуху у Рябчиковой тётки менял!
- Брешешь, - сказал в ответ дед, отведя забегавшие глаза.
- Я сам видел, вот те крест, - перекрестился внук.
Лапоть струхнул: а ну как проговорится Шумелко, держи тогда ответ за пропавшие яйца перед снохой, а то и, что ещё хуже, перед сыном. До того на хоря получалось сваливать.
- Да я ... Да я ... Да чтоб мне согнуться и не разогнуться, ежели такое творил! - Тут Лапоть решив, что стоит закрепить увещевание угрозой, добавил: - Вот как вжикну хворостиной по мягкому месту, будешь знать, вражья сила, как на деда напраслину возводить!
Старик резко наклонился за лежащей на земле палкой, ухватил и ... не смог разогнуться. Схватившись за поясницу, Лапоть громко охнул. Шумелко вытаращил на деда глаза и испуганно прошептал:
- Свят, свят, накаркал дедка. А я-то Рябчику вечор соврал, да сказал, «чтоб у меня язык отсох».
Мальчик высунул язык и стал им ворочать, пытаясь определить, не отсох ли.
На шум во дворе выглянула дедова сноха. На руках она тетешкала орущего младенца.
- Шумелко! - грозно крикнула сыну: - За смертью тебя посылать. Сказывала, беги, позови Кривушу, пока та из Журавок не ушла. Боюсь, на малого порчу навели.
- Позвал я, маменька. Сказано: бабку у соседей полечит и придёт, - ответил мальчик.
И тут женщина заметила согнутого Лаптя.
- Тятенька, а вы-то чего скособочились?
- Лихоманка скрутила, милушка, - залебезил перед снохой дед.
В калитку вошёл дедов сын, был он не в духах. Ходил, проверял сено в скирдах, да обнаружил, что кто-то у них сено подворовывает. Хоть и с избытком хватит корма для скотинки до первых выпасов, а всё едино жалко. Узнав же о схватившей отца хвори, и вовсе в ярость пришёл.
- Ну, тятенька, ну удружил! И кто теперь лапти сплетёт? Вон у всех поизносились.
Дед Лапоть, получивший прозванье, за то, что плёл обувку для всех Журавок, попытался оправдаться.
- Так ведь, лето на носу, что той весны осталось. Босыми походим, не княжичи. А там, глядишь, и лихоманка отступит.
- Пока отступит, уж все липы на лыко обдерут! - никак не мог успокоиться дедов сын.
- Не бойся, Старшой, и на твою долю хватит, - раздался ласково-насмешливый голос.
Младшая дочь деда Лаптя, ведунья Кривуша, стояла, опершись на клюку. Старшой замялся. Сестру он побаивался из-за глаз колдовских синих. Вдруг не забыла, как дразнил её в годы детские. Ни на кого она порчу не наводила, но мало ли.
Ведунья, прихрамывая, подошла к жене брата. Прислонила клюку к крылечку и взяла кричавшего младенца. Пошептала над ним, поводила рукой над лицом, ребёнок смолк. Вернув младенца матери, Кривуша достала из мешочка, привязанного к поясу пучок сухой травы.
- В люльку положи.
Затем направилась к отцу. Прощупала поясницу, снова пошептала. Лапоть, почувствовав облегчение, приободрился и даже слегка распрямился.
- Ну вот, а ты осерчал, - обратился к сыну. - Будут тебе лапти.
- Не спеши, тятенька, - Кривуша улыбнулась, стало заметно, какая она ещё юная. - Одними заговорами тут не помочь. Со мной пойдёшь, поживёшь седьмицу, другую в моей избушке. У Ведьмина камня источник, там грязь целебная, наберу, да полечу тебя. А чтоб было, кому лыко драть, возьмём с собой Шумелко.
Мальчик, услышав, что поживёт у любимой тётушки, от радости запрыгал на одной ножке. Старшой зубами от досады скрипнул, да возразить не посмел.
Глава вторая. В пути
Начало пути Дину далось тяжело. Да ещё конь попался с норовом. Перед привалом каждое движение отдавалось болью во всём теле, руки еле удерживали узду. Закалённых в боях рыцарей не заботило, что их юный брат по вере не воин, а всего лишь послушник и что поход для него первый. «И последний», - решил Дин, устраиваясь у костра, но тут же опомнился и вознёс краткую молитву, изгоняя крамольную мысль. Сам раньше осуждал священников Ордена, всеми путями старавшихся не попасть в военные походы. Закралось подозрение, а не с целью ли укрепления веры отправил его с Берсерком Великий магистр.
Дину всегда казалось, что магистр видит всех насквозь. «Неужели узнал о Хельге?» - от этой мысли послушник похолодел. В памяти всплыл случай, когда женщина, возлюбленная одного из рыцарей, была объявлена ведьмой и сожжена. Орден, придерживающийся обета безбрачия, был суров не только к отступникам. Провинившегося рыцаря заточили в монастырь - отмаливать грехи. Дину это казалось справедливым до встречи с Хельгой, рыжеволосой дочерью оружейника.
Никто не знает, - успокоил себя Дин. - Мы ведь даже не разговаривали при случайных... почти случайных встречах. Просто смотрели друг на друга. Хотя иногда взгляды бывают красноречивее слов». Послушник беспокойно заёрзал на холодном камне и принялся перебирать в памяти разговор с Великим магистром, чтобы определить, не догадался ли тот о недостойных мыслях и желаниях ученика...