Миновав холм, Дин увидел разорённое рыцарями поселенье. Там вовсю кипела работа. Руссы отстраивали уничтоженные дома. Князя приветствовали дружно, радостно. Послушник опустил голову, он не мог смотреть в глаза этим людям.
Неподалёку от границы провожающие попрощались с Дином и развернули коней.
- Помни, что передать должен, - напутствовал толмач.
Послушник долго смотрел вслед всадникам. Окинул взглядом лес, поле, небо, затянутое лёгкими облаками.
- Прощай, край журавлиный, - сказал Дин и добавил дрогнувшим голосом: - И прости.
Эпилог
Лёгкий прохладный ветер шелестел начинающими желтеть листьями. Дед Лапоть закончил работу и пристально рассматривал маленький лапоток. Второй такой же стоял рядом на бревне. За изгородью зло фыркал огромный белый жеребец.
- Угомонись, Злыдень, - прикрикнул дед, обернувшись. Заметив, как начали наливаться кровью глаза коня, добавил: - Вот ведь вражья сила! Почитай, с сенокоса у нас, а до сих пор злобишься.
Коня страшного рыцаря привела Кривуша. Сам вышел к ней, хоть и зверюга, а к людям потянулся, и даже позволил за собой ухаживать. Но только Кривуше, остальных близко не подпускал, за что и получил прозванье Злыдень.
На полянку перед избой вышла Баушка. Она быстро подошла к деду Лаптю и присела рядышком.
- Ну? - вопросительно поднял брови дед, после приветствия. Баушка вздохнула и не ответила. Лапоть прищурился и ехидно добавил: - Ты ж, вроде как, вестница, и где твои вести? Неужто, совсем дело плохо?
Вестница пожала плечами и, наконец, заговорила:
- Не вернулись покуда из Суздали Добрынюшка с князем. И весточек оттуда нету. А по граду княжьему слух идёт: князь перед отъездом рабынь своих отпустил. Приданное хорошее положил да мужей нашёл. Говорят, жениться собрался, вот жену будущую задабривает. О Кривуше в граде речей не ведут. Видать, Добрыня, да тот толмач, языки за зубами держать могут.
Лапоть помолчал, подумал, затем молвил:
- Жениться-то женится, да вот на ком? Навряд ли на Кривуше. Она-то, глупая, верит, что вернётся за ней князь, как обещал, плат вдовий сняла.
Баушка ответила:
- О чём Сокол думает, таким птахам, как мы не ведомо. Не ровня они, не ровня.
- Дедка! - голос Шумелки заставил стариков вздрогнуть. Чуть с бревна не сверзились от неожиданности.
- Подслушивал, вражья сила? Вот я тебе! - пригрозил дед.
- А и подслушивал, - нисколько не напугался Шумелко. - Чай, Кривушенька мне не чужая. Деда, я вот о чём. А ежели мы тот сундук с драгоценностями выроем Кривуше на приданое? Тогда она князю ровней станет?
Дед Лапоть словно онемел, а Баушка, которой они о том, что у Ведьмина камня случилось, поведали, насмешливо спросила:
- И ведьмы не забоишься?
Мальчик побледнел, но ответил смело:
- Не забоюсь.
- И рыцаря страшного?
Шумелко оторопело уставился на Баушку.
- Его ж того, ведьма забрала.
Вестница оживилась.
- Преданье одно есть. Ежели, кто ведьму просит сокровища укрыть, она просящего смертушке предаёт и стражем клада ставит. И супротив такого стража пойдёшь?
Шумелко вспомнил рыцаря, что и при жизни был ох каким страшным, вздохнул, сел прямо на землю, обхватил руками коленки и честно ответил:
Не пойду. Он меня одним перстом повалит.Тут «отмер» Лапоть.
- Федяйка. - Шумелко замер, не часто его дед именем при крещенье данным называл. - Побожись, что никому про клад у камня Ведьминого не скажешь и речи о нём заводить боле не станешь. - Мальчик послушно перекрестился. - Ведь ежели кто узнает, захочет клад добыть - по глупости, по смелости иль по жадности - не важно. А смерти-то ихние нам в вину будут. Грехом тяжким на душеньку лягут. Понял?
Шумелко часто закивал.
- Понял. Молчать буду, дедка.
Лапоть неожиданно улыбнулся и потянул маленькие лапти внуку.
- Это братцу твоему. Как раз к зиме пойдёт, чтоб босым по избе не топал. Завтра с утреца сбегаешь, отнесёшь.
Из избы выглянула Кривуша и позвала всех за стол. После еды, дед с внуком осматривали печь, нужно ли чинить к зиме. Кривуша и Баушка занялись шитьём. Вестница Кривуше о слухах говорить не стала, да та и не спрашивала. Никто и не заметил, как в избу вошёл князь Всеслав.
- Здравия вам, люди добрые, - поприветствовал князь. Кривуша подбежала и, не таясь, прижалась к любимому. Остальные с мест соскочили, поклонились низко. Всеслав обратился к деду Лаптю: - Ну что, отец, отдашь в жёны мне дочь свою? Благословишь ли?