Кривуша кивнула, мол, буду. После того, как проводили Баушку, собрав ей в дорогу лукошко с едой, ведунья ходила весь вечер тихая. Дед Лапоть, дождавшись, пока уснёт Шумелко, потихоньку пригрозил дочери:
- Смотри у меня, девка! И думать забудь.
- А я и не думаю, тятенька, - смутилась Кривуша.
- Вот и ладненько. - Лапоть успокоился. Он упредил, долг отцовский выполнил. Понял по смущению - лукавит дочь. Ну да ладно, мысли грешные, они и у праведников бывают. Заснул Лапоть быстро. А вот Кривуша долго ворочалась с боку на бок, растревоженная новостями.
Глава шестая. Ведомые зверем
Собрав остатки мужества, Дин тронулся навстречу рыцарю. Даже обычно упрямый Ворон послушался седока с первого раза. Казалось, конь тоже опасается Берсерка. Рыцарь глядел на приближающегося послушника из под насупленных бровей, не мигая. Дину нестерпимо захотелось осенить себя крестным знамением.
- Ещё раз ослушаешься - тебе конец, - прошипел Берсерк и неожиданно рявкнул: - За мной!
Дин чуть из седла не вывалился от испуга, но потом спохватился и натянул повод, торопясь успеть за развернувшимся и поскакавшим догонять отряд рыцарем.
Ворон проявлял чудеса послушания, и они почти не отстали от резвого белого. Вскоре нагнали отряд. Берсерк поскакал к началу, Дин остался в конце. Дальнейший путь он старался держаться подальше от рыцаря, но часто ловил на себе его пристальный пронизывающий взгляд.
На привалах послушник закутывался в одеяло и думал об Янисе. О чём хотел предупредить его эст? Что не успел рассказать? Откуда-то пришла уверенность, что поход закончится плохо. «Не хватало ещё беду накликать», - думал Дин и принимался молиться, перебирая в руках подаренные магистром чётки.
Иногда приходили воспоминания о Хельге, Дин упрямо гнал их, боялся, что Берсерк сумеет прочесть его мысли. Тогда дочь оружейника стала приходить во снах: лукавая улыбка, озорной взгляд, непокорная рыжая прядь, выбившаяся из-под чепца. Там, во снах, Дин не был связан с Орденом, не ожидал получения сана, и мог разговаривать с возлюбленной, обнимать её, гладить прекрасные волосы. Промозглые рассветы возвращали в реальность.
С каждым днём тревога, словно пропитавшая воздух, нарастала. После неудавшегося покушения и прозвучавшего проклятья Берсерк срывал злость на окружающих. Даже закалённые в походах воины старались поменьше попадаться на глаза предводителю. А вот молодой слуга не уберёгся. Подавая кубок хозяину, он споткнулся, немного вина пролилось на руку Берсерка.
Рыцарь, сидевший на бревне, соскочил, глаза налились кровью, лицо покраснело. Слуга начал пятиться, губы и руки его тряслись. Берсерк молниеносно нанёс удар кулаком по голове несчастного. Слуга рухнул замертво. Рыцарю оказалось этого мало: он подхватил упавший кубок, смял в руке и швырнул в костёр. После чего подошёл к дереву, прислонился лбом к стволу и замер. Окружающие боялись не то, что шелохнуться, громко вдохнуть. Дину показалось, что прошла вечность до того, как рыцарь оторвался от дерева и обвёл лагерь уже проясневшим взглядом.
- Похоронить, - приказал он, и даже не стал возражать против чтения молитвы над убитым.
На какое-то время предводитель успокоился. Он шутил с рыцарями, угодливо смеющимися вместе с ним, не кричал на слуг и почти не обращал внимания на Дина.
В один из вечеров Берсерк созвал к своему костру всех рыцарей и послушника. Он выпрямился во весь рост. Таким Дин предводителя ещё не видел ни разу. Словно невидимый свет падал на его лицо, глаза сияли особенным фанатичным блеском. Берсерк заговорил:
- Хвала Господу всемогущему, путь наш близок к завершению. Завтра мы вступаем на земли руссов, худших из язычников. Ибо за свою лживую веру они бьются до смерти: воины, жёны, старики, дети. Лишь их младенцы невинны. Но жалость не должна посетить ваши сердца, младенцев следует отправить к Богу раньше, чем они впитают отравленное безверием молоко матерей! Наша святая миссия - истребить всех встреченных язычников. Тогда остальные покорятся. Если же нет - нам и дальше быть карающим мечом Господним. Пока до конца не истреблена будет скверна. Аминь.
Отблески костра падали на рыцарей. Ни в ком Дин не заметил и тени сомнения. Того, что внезапно охватило его самого. Господу ли нужны такие жертвы? Не люди ли в гордыне своей возомнили себя знающими волю Его? Почему уверовали в своё право забирать жизнь у других? Не сами ли назначили себя карающим мечом? Дину кровь бросилась в лицо от этих вопросов. Он старался ни с кем не встречаться глазами, опустив взгляд на чётки в руках. По приказу Берсерка он принялся читать молитву. Читал истово, изо всех сил изгоняя из головы поселившуюся там ересь.