- А мы у камня Ведьмина тьму ворон видали. Тётушка сказала - к беде неминучей, - вспомнил Шумелко.
Дед Лапоть хотел что-то сказать, да появилась Кривуша, и он вспомнил о другом.
- Сходим мы с Шумелкой в Осинки, давно не навещал я дочь старшую, сватью, кума. А ещё лип там, в лесочке, много, коры для лаптей надерём. Не хочешь с нами?
- Да я бы с радостью, но, сам ведь ты, тятенька, слышал, как вестница сказывала, что Бирюк завернёт домой на пути обратном с охоты, - Кривуша вздохнула, погостить у сестрицы она бы хотела.
Она долго махала рукой вслед отцу и Шумелке. Неожиданно сердце сжалось от недоброго предчувствия. Но ведунья прогнала дурные мысли прочь, чтоб не накликать чего.
У деда Лаптя и Шумелки никаких предчувствий не было. Они дружно шагали по тропинке. Лапоть даже почти не опирался, на прихваченную на всякий случай палку. Неожиданно Шумелко воскликнул, показывая в небо:
- Смотри, журавка!
- Быть такого не может, - остановился Лапоть, вглядываясь в высь. - Журавки сейчас птенчиков высиживают. Ох, ты ж вражья сила! И впрямь журавель! Видать, спугнул кто. Смотри-ка, дым. Никак, горит чего.
С нарастающей тревогой дед взбирался на холм, наравне с внуком. С холма Осинки видны как на ладони. Добравшись же, Лапоть оцепенел от охватившего его ужаса. Несколько домов горели, а от деревни отъезжал большой отряд всадников. Блестели под солнцем доспехи и шлемы, на белых плащах выделялся яркий рисунок - перекрещенные красные мечи. Замелькали отрывки воспоминаний из далёкого детства. Крики, горящие дома. Он, Лапоть, ещё малец, бегущий от огромного страшного всадника. Белый конь, белый плащ, красные мечи.
- Вот она, беда неминучая, - прошептал дед Лапоть, как недавно его внук.
Старик быстро взял себя в руки.
- Шумелко, беги в Журавки, скажи Старшому: рыцари идут. За Чёртов Лог пусть всех уводит.
- Деда, а ты?
- Беги, Федяйка, напрямки беги!
Отроду дед Лапоть не называл внука данным при крещении именем, потому и понял мальчик, не время для споров. Потому и припустил к Журавкам, изо всех сил.
- Отвлеку я их, задержу, - сказал Лапоть то ли убежавшему внуку, то ли себе.
Он распрямил плечи, перекрестился, подумал о кстати надетой после баньки чистой рубахе и решительно зашагал навстречу врагам.
Глава восьмая. Дочь оружейника
Весть о ереси, охватившей самый влиятельный рыцарский Орден, разнеслась быстрее дыма от костра. Кто-то верил, кто-то сомневался, правда, старательно скрывая сомнения. О богатствах Ордена ходили легенды. И очень подозрительно выглядело стремительное вселение короля в освободившиеся покои Великого магистра.
Толпы зевак стекались к замку, расположенному неподалёку от столицы. Последняя казнь через сожжение состоялась больше года назад, и вот - новое зрелище, на котором ожидалось присутствие самого короля. С раннего утра вокруг поляны перед замком было не протолкнуться.
Хельга и её отец - Курт-оружейник, стояли вместе со слугами и мастеровыми Ордена. Их пока не тронули, но каждый словно чувствовал нависший над головой меч. Хельга дни напролёт простаивала на коленях перед распятьем и молилась, молилась. И не только за отца и знакомых были те молитвы, но и за одного из послушников Ордена, тайная любовь к которому заполнила сердце девушки.
Пять столбов, обложенных хворостом, специально подсушенным, возвышались в центре поляны. С подветренной стороны располагались трон и кресла для короля и его приближённых. Охрана отгоняла особо любопытных. Около трона стоял Инквизитор, исполненный нескрываемого торжества. Хельга вспомнила слухи об его давней вражде с магистром Ордена, видимо, это была правда.
По толпе пробежало: «Везут!» Из замка выехала телега с еретиками, обряженными в холщёвые рубахи и шутовские колпаки. Когда осуждённых столкнули на землю, Хельга непроизвольно охнула и в страхе закрыла рот ладонью. «Пытали», - коротко пояснил Курт и положил руку на плечо дочери.
Великого магистра и его приближённых палачи дотащили до столбов волоком, изувеченные ноги путались в полах длинных рубах. Инквизитор подошёл к привязанному к столбу магистру, что-то тихонько сказал и засмеялся. Те, кто стоял ближе, передали его слова: «Как тебе шутовской колпак, старик?» Прокатилось неодобрительное шушуканье. Перед казнью не принято было издеваться над осуждёнными, будь те даже ведьмами или еретиками.