— Редукто!
Под звон стекла, шипящие брызги и визги Виктории Чейз заговорщицы с хохотом вылетают на улицу.
— Ты чудо, Панс.
========== 3. ==========
Панси останавливается перед тонированным стеклом автомобиля и не верит, что оно отражает именно ее. Черная краска на веках, губы в неоне, кожаная куртка и слишком короткие шорты — мама упала бы в обморок, увидь она это.
— Панс, идем, будет круто! — Рэйчел улыбается и тянет за руку. Хлоя бросает бычок под колеса внедорожника и подхватывает волшебницу с другой стороны.
Ветхое здание заброшенного склада не вызывает доверия, но Паркинсон позволяет увлечь себя внутрь, туда, где гремит музыка и мерцают разноцветные огни.
Все это немного пугает, хотя где-то под черепной коробкой бьется вопрос — как магглы добились этого без магии за какие-то тринадцать лет?
У Эмбер светятся губы, светятся ногти, она смеется, довольная своей выдумкой с фосфорицирующей краской; Хлоя трясет и без того яркими голубыми волосами.
Панси касается своего рта и хмыкает, замечая, что на пальцах остаются частички светящейся косметики. Адаптироваться ей сложно, она почти уже жалеет, что согласилась пойти.
А подруги (их же можно уже назвать подругами, да?) тащат ближе к сцене, где гул басов бьет по ушам и почти кричит слова песни солист.
— Давай потанцуем, — лукаво ухмыляется Рэйчел, извиваясь в такт музыке. Она словно и не танцует, а дышит, живет; она звездой горит, и все расступаются перед ней.
Прайс прыгает, почти дергается неумело, но зажигательно, и глаза у нее горят, когда она смотрит на Рэйчел.
Паркинсон такого не знает, Паркинсон к такому не привыкла, это так не похоже ни на танцевальные вечера, ни на концерты магических групп. Но Эмбер за запястье держит, заставляет за ней двигаться.
— Тебе просто нужно расслабиться, раскрепоститься, — шепчет она на ухо. — Я знаю, я сейчас.
Она в толпе исчезает быстро, будто аппарирует (ох, не напоминайте про это слово), а Хлоя гаснет, улыбаясь немного натянуто и практически извиняясь.
— Нахер это дерьмо, — морщит нос девушка и запрыгивает на какую-то стойку, помогая забраться Панси. Оттуда видно все и всех.
И волшебнице кажется, что магглы такие смешные, но в то же время кровь пузырьками бурлит, их веселье, их адреналин топит с головой.
Рэйчел возвращается с бутылкой чего-то прозрачного, остро пахнущего спиртом.
— Это водка, — хвастается она, гордо приподнимая подбородок, мол, посмотрите, какая молодец, что добыла. Но Хлоя кривится.
— Рэйч…
— То, что надо!
У водки Эмбер вкус горький, противный, но после нескольких глотков в желудке разливается тепло и начинает приятно кружиться голова. Панси едва ли замечает, как движется в такт музыке.
— Да, детка, — тянет Рэйчел.
Волшебница забывает ненадолго о том, кто она, что она с магглами так просто общаться не может, обниматься не может — она чистокровная, она презирает их и даже почти ненавидит.
Или нет уже?
Она не знает, все путается.
Кто она?
Аристократка? Волшебница-недоучка? Обычная девчонка? Ктоонактонатона?
Думать об этом так не хочется, хочется забыть и забыться. Поэтому, когда Прайс вдруг хихикает:
— Смотрите, это Фрэнк. Панс, поколдуй, а? Украдем у него немного травы, — Паркинсон соглашается, несмотря на протесты Рэйчел «он помогал нам, черт возьми».
— Вы охренеете от того, что я могу, — новое слово обжигает язык, но Панси это нравится. — Охренеете, — повторяет она, закрепляя эффект.
***
В эту ночь маленькая английская леди из старинного рода устраивает огненное шоу и впервые курит траву.
========== 4. ==========
Пикап Хлои выглядит хуже форда «Англия», на котором ездят убогие Уизли, а, когда Прайс лихо тормозит у ворот Академии, Панси на полном серьезе боится, как бы сидение не провалилось под ней в преисподнюю.
Паркинсон фыркает, поправляет растрепавшиеся волосы и дает себе зарок никогда больше не ездить с этой лихачкой и сдать на права (хотя однажды она уже пыталась сдать один экзамен).
Рэйчел неспешно выплывает из школы под руку с каким-то парнем. Панси прикрывает глаза от солнца ладонью, чтобы рассмотреть его, когда Хлоя раздраженно выдыхает сквозь зубы:
— Какого хуя она говорит с этим ублюдком?
У «ублюдка» светлые волосы, угловата фигура и жесты резкие, нервные, такие знакомые. У волшебницы сердце боем под горлом заходятся — он так похож на Драко, этот незнакомый мальчик.
От внешности и до поведения.
— Кто это?
— Да уебок один местный.
— Кто. Это.
Хлоя удивленно хлопает ресницами и сплевывает на асфальт из окна.
— Нейтан Прескотт. Наш золотой мальчик. Его отец практически владеет этим городом.
Рэйчел легко запрыгивает рядом, хлопая дверью и заправляет волосы за уши, открывая приметную яркую сережку.
— Вы о Нейте? Он не такой плохой, как все говорят, просто его отец…
— Ой, вот только не надо его оправдывать!
***
— Так это ты Нейтан Прескотт?
Юноша вздрагивает и убирает руки от лица, с подозрением глядя на незнакомку.
Панси щурится — ему до Малфоя не хватает немного всего. Волосы светлые, но не цвета снега; кожа с отливом болезненно желтого, не бледно-аристократическая; не такие узкие плечи, хотя ключицы заметно проступают над вырезом футболки. Красивый, но будто грубовато, небрежно сколоченный.
Но главное в глазах: холодные, ледяные, но не северно-серые, а небесно зимние — и кромка льда обломками по краю радужки.
— Ну. А ты кто, нахрен, еще такая?
— Меня зовут Панси.
Паркинсон не торопится развивать разговор, скорее упивается эфемерным сходством с тем, кто остался тринадцать лет назад, и собственными воспоминаниями.
Нейтану просто плевать. У него зрачки расширены, он в своей вселенной.
Худые пальцы рвано комкают сигарету между ногтей, едва не обламывая при каждом повороте.
Они сидят на каменном парапете парковки Блэквелла, почти соприкасаясь коленями, каждый в собственном мире.
— Ты напоминаешь мне одного человека, — шепчет Панси едва слышно, заставляя Прескотта очнуться от туманного сна. — Он такой же талантливый и такой же растоптанный.
Нейтан не возражает, зачарованно глядя на странную девочку в чужеродной одежде с чужого плеча.
Паркинсон делает длинную паузу, обдумывая сказанные слова.
Люциус Малфой залюбил Драко; задушил больной, болезненной любовью, основанной на кровном родстве и чистоте семьи. Он из сына манекен сделал, повод для гордости, достойного представителя рода, но не человека.
Да он человека-то в Драко и не видел.
И сгубил лишней заботой и строгостью, превратил в сноба и гордеца. Чтобы потом уронить с пьедестала.