«взбунтовавшимися» солдатами, что у меня найден план вооруженного восстания. Тюменская буржуазия, в том числе и Колокольников, конечно, радовалась, что арестованы главные «организаторы» восстания. Часов в 6 вечера нас отправили под охраной на извозчиках в тюрьму. Тюремный двор в это время представлял из себя вид военного лагеря. Чехи, вооруженные с ног до головы, наполняли весь двор. Нас временно поместили в будку со стеклами, где обыкновенно происходили через решетку свидания с заключенными. Мимо нас, лязгая оружием и звеня шпорами, ходили взад и вперед чехи и поглядывали на нас с злорадным любопытством. Настроение у нас было напряженное. Вдруг раздался залп где-то вблизи. Потом я узнал, что возле женской тюрьмы, в том же дворе, чехи расстреляли Людмилу Базилевскую, с которой они расправились за то, что она, будучи на службе в контрразведке, делала неправильные доносы на местных жителей, из которых некоторые были даже на стороне Колчака. Она, между прочим, сделала донос и на нас, кажется, месяца за два до рокового дня, и нас тогда арестовали, но продержали всего несколько часов. Этот донос не спас ее от трагической развязки...
Залп заставил нас насторожиться... Невольно мелькнула мысль, что нас ожидает что-то... Помню, Ольга сказала: «Я чувствую, что нас расстреляют... Меня беспокоит участь дочки... Нам не нужно было иметь ребенка. Впрочем, теперь уже поздно говорить об этом» ... Я ответил, что, может быть, еще и ничего страшного не случится, а если и случится, то найдутся люди, которые позаботятся о дочке... Скоро нас разлучили: Ольгу отвели в женскую тюрьму, а меня в мужскую. Часов в десять вечера меня и Ольгу вызвали в контору. Там мы встретили еще 3 заключенных, арестованных несколько месяцев тому назад.
Один из них, бывший красноармеец, латыш, был мне известен еще по коммерческому училищу, где он одновременно со мной служил писцом в канцелярии. К сожалению, в данную минуту я никак не могу припомнить его фамилии.
Ему оставалось сидеть в тюрьме небольшой срок. Другой заключенный был некий Тупицын, бывший капитан парохода, которого арестовали по доносу и при аресте отобрали у него несколько тысяч романовских денег, которыми завладела контрразведка и не хотела их возвращать по
принадлежности. Третий заключенный был недавно привезен из какой-то другой тюрьмы. Есть основание думать, что это был Новгородцев, кажется, родной брат Клавдии Тимофеевны Новгородцевой-Свердловой, жены Я. М. Свердлова. Из конторы нас впятером под усиленным конвоем отправили в контрразведку. Там нас не допрашивали, а заставили с полчаса ждать нового конвоя, чтобы отправить снова в тюрьму. Нам это показалось, по меньшей мере, странным. Я после узнал, что начальник контрразведки Эверт был в это время в поисках кого-либо из офицеров, который согласился бы руководить нашим расстрелом. Охотник нашелся. Это был подпоручик Константинов, который явился за нами «не то, чтобы очень пьян, но весел бесконечно», вместе с несколькими вооруженными людьми, в полушубках, папахах, но без всяких погон и военных значков.
Они тоже были «навеселе». Дальнейшие события главный начальник тюменского военного округа, генерал Рычков, в своем докладе министру внутренних дел от 15 апреля 1919 года описывает так: «Около 11 часов
326 МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 4 — 5
вечера 13 марта сего года под конвоем от унтер-офицерской школы из помещения контрразведки препровождалась в тюрьму партия арестованных (5 человек), в том числе граждане Авдеев и Дилевская. Проходя через Базарную площадь, среди ларей и лавок, трое арестованных бросились бежать, но кто именно — за темнотой конвою не удалось рассмотреть. Начальник конвоя, подпоручик Константинов, приказал стрелять по убегающим. В результате
под выстрелами пали все пятеро».
Донесение Рычкова, может быть, и было бы похоже на правду, если бы подпоручик Константинов и его помощники несколько удачнее выполнили данное им поручение, но дело вышло так, что, несмотря на расстрел, я все-таки остался жив, правда, в искалеченном виде, и потому то, что подлецы стремились сделать тайно, обнаружилось во всем ужасе и бесстыдстве.
Дело происходило иначе: когда нас довели до Базарной площади, до того места, где находятся лари и лавки, то раздался возглас Константинова: «Стой, снимай одежды, готовься к расстрелу» ... Точно электрический ток прошел по всему телу, сердце «екнуло» и потом будто замерло, будто его нет... Что это — сон или действительность?.. Потом вдруг все стало ясно. Да, действительность... Хотят расстрелять... Щелкают ружейные затворы... Начинают прицеливаться... Что же так долго?.. Или это так кажется... Что это такое? Почему вдруг солдаты опустили ружья?.. Раздался лошадиный топот, и мимо нас проскакали два всадника... Что-то крикнули и помчались дальше... Вероятно, это чехи... Снова прицел... Овладеваю собой и начинаю думать о чем-то другом... Мелькает образ дочки. Вдруг кто-то крикнул: «Я знаю одно» ... «Молчи с...» слышится в ответ... Смотрю вперед... Целятся, но что медлят?.. Что они - пьяны или трусят?.. Эх, если бы Ольга не страдала астмой, можно было бы попытаться... Вдруг раздается ее возглас: «Будет издеваться! Стреляйте... или вы трусите?» ...Раздался залп... Я очнулся... Лежу на боку... Чувствую страшную боль в правой руке и в спине... Чувствую, как льется кровь... Под боком холодно... Снег и мороз... Лежу с полуоткрытыми