Как ни красноречиво уговаривал Кязым друга, переубедить Аллахкулу он был не в силах. У того крепко засело в голове: рано или поздно, а случай свой он не упустит; Аллахкулу знал, что ткани, которые они с превеликими трудностями вырабатывают здесь на своих первобытных станках, в России изготовляют машины, и получаются эти ткани намного дешевле и лучше здешних. Аллахкулу рассчитывал закупить у русских побольше машинных тканей и продавать здесь, а местные товары возить в русские земли. Таким образом собирался он разбогатеть.
А тем временем карабахское войско, выйдя из Шуши через гянджинские ворота, медленно продвигаясь вперед, заполняло все дороги и горные проходы. Впереди ехал Ибрагим–хан, по левую сторону от него Вагиф, вокруг — ханские сыновья и военачальники. Застоявшиеся кони нетерпеливо грызли удила.
15
Узнав о приказе хана, Сафар тотчас тронулся в путь. Вскоре он переправился через пограничную Куру, заночевал. Там, на земле Ширвана, встретился гачагу беглый крестьянин, спасавшийся от Фатали–хана. Они подружились, и Сафар попросил нового знакомца быть его проводником до границы Кубы. Тот согласился, вместе тронулись в путь. В дороге, ночуя в разных деревнях, встречая разных людей, Сафар постоянно разузнавал все, что ему было нужно.
Наконец они добрались до Кубинского ханства. Новый друг объяснил Сафару, как ехать дальше, и повернул обратно, а Сафар заночевал в деревне неподалеку от того места, где они расстались. Здесь ему сказали, что ханские табуны отогнаны далеко в горы. Он все доподлинно разузнал, снова тронулся в путь и после долгого пути однажды под вечер достиг становища, которое искал.
Сафар подошел к кибитке хозяина, поздоровался.
— Гость — посланец божий! — сказали Сафару и пригласили к очагу.
Вышла рабыня. По обычаю вымыла гостю ноги, постелила перед кибиткой тюфячок, принесла угощение. Хозяин становища Мирахур сидел рядом с Сафаром, ведя неторопливую беседу. Постепенно сгущался сумрак, блекли пурпурные краски заката.
Покой разлит был кругом, лишь мечтательное журчанье реки нарушало блаженную тишину. Сон подступал незаметно, как сама темнота; он тяжелил веки, старался притушить живой блеск глаз… Давно уже были постланы постели, люди спали, положив головы на подушки. Мирахур тоже ушел к жене. Ночь шла навстречу тьме, и тысячи небесных светильников освещали ей этот путь.
Все спало вокруг, лишь Сафар никак не мог заснуть, все думал о конях, которых должен добыть. Он лежал на спине, глядел на звезды, и мнилось ему, что это глаза скакунов, мерцая, светят во мгле. Потом среди этих горящих пугливых глаз блестящими виноградинами засияли глаза Телли, смущенные, робкие, полные любви и тоски… Сафар беспокойно заворочался на своей постели и снова устремил взор на звезды, слушая как тревожно и сладко поет в груди сердце. И вдруг в ночной тишине Сафар услышал осторожные шаги. Погруженный в сладкие мечтания, он поначалу не придал им значения, затуманенным взором глядя на звезды. Но шаги становились слышнее. Сафар, не шевелясь, не издав ни звука, зорко всматривался в темноту. Кто–то подошел к кибитке, остановился, воровато огляделся по сторонам, потом нагнулся, нашел что–то на земле и резко взмахнул рукой. Тотчас в кибитке послышался хрип, потом вопль, крики… Сафар выхватив из–под мутаки кинжал, тигром метнулся к темной фигуре. Но человек уже исчез, растаял в темноте, словно пыль осела на дороге. Преследовать его Сафар не стал, приложился ухом к остову кибитки, прислушался… Изнутри слышались голоса: гневный хриплый голос Мирахура и звонкий, как колокольчик, нежный женский голос. Мирахур в чем–то упрекал жену, та оправдывалась, плача…
Сафар отошел, лег. Минуты через две из кибитки вышел Мирахур, подсел к нему и, облокотившись на мутаку, сказал негромко:
— Ну, гость, видел, что удумали? Во сне порешить хотели! Опутала мне горло веревкой, а конец наружу сунула, под кибитку… Хорошо ты не спал, спугнул негодяя…
Голос Мирахура прервался от негодования, он схватил Сафара за руку, потащил его в сторону от кибитки. Они сели, Мирахур раскурил трубку и, малость успокоившись, поведал Сафару свою беду. У его молодой жены любовник, он точно знает это, вот только поймать не может. Один раз хотел было прикончить ее, лиходейку, да взмолилась, в ноги упала… Пожалел на свою голову…
Мирахур глубоко затянулся, взглянул на темные облака, клубившиеся на горизонте, горестно, тяжко вздохнул… Обернулся к Сафару.