Все переглянулись в ужасе. Вагиф, склонившись к хану, что–то шепнул ему. Лицо повелителя несколько смягчилось.
— Пусть его отведут в дом Шахмамеда! Я пока не имею времени беседовать с ним! Завтра!..
Мирза Джамал поклонился, вытер со лба пот и, пятясь, вышел из зала.
Зима была в разгаре, снега уже выпало на пол–аршина. Хаджи Маликмамед–хана пешком привели во дворец. Целый час прождал он на ветру, на открытой веранде, пока, наконец, Ибрагим–хан велел позвать его. В комнате, куда его провели, не было никого, кроме хана и Вагифа. Встретившись впервые в жизни, все трое некоторое время молча изучали друг друга; сложные чувства выражали их взгляды. И хотя кроткий вид Хаджи Маликмамед–хана, покорное его поведение произвели благоприятное впечатление не только на Вагифа, но и на Ибрагим–хана, взгляд хана был гневен. Вагиф же, вынужденный в присутствии повелителя внешне выражать негодование, в душе только жалел этого доброго человека, никому не сделавшего зла.
— Ну, что ты хочешь?! — срывающимся от гнева голосом спросил Ибрагим–хан, даже не пригласив гостя сесть.
— Я старый человек, — начал бакинский хан, красными от мороза руками поправляя соболий воротник. — Я никому в жизни ни на волос не причинил зла. Вот я и надумал: пойду, выполню долг мусульманина. Потому что в святые места намерение имею отправиться… Решил попытаться: может примирю… Ведь то, что произошло между кубинским ханом и вашей светлостью, ханом Карабаха, это недоразумение… Мусульманам не пристало…
У Ибрагим–хана задрожали губы, он прервал гостя на полуслове.
— Кто тебя просил вмешиваться? А? Мы что тебе челом били?!
Стены сотрясались от крика Ибрагим–хана. Вагиф думал, что уже все: сейчас хан кликнет Шахмамеда и прикажет скормить незваного гостя соколам. Но Хаджи Маликмамед–хан так жалобно, так робко взывал о милосердии, что даже хан, казалось, смягчился. Несколько раз он сердито откашлялся и проговорил хриплым, сдавленным от негодования голосом:
— Знай же, хан! — в том, как он произнес слово «хан», была открытая насмешка. — Фатали неисправим в своем вероломстве. Положиться на такого вероломного человека?! Он прекрасно знает, что брат мой Мехралы — мой злейший враг, и все–таки он пригрел его у себя! Он послал войска Хидаят–хану, он сверг ширванского хана, сгоняет население новой Шемахи в старую, истязает людей!.. На днях он перешел Куру и разорил наше собственное поместье — зачем ему это было нужно? И после всего, что он сделал, ты говоришь, что я должен поверить ему? Помириться с ним! Вы решили обвести меня вокруг пальца? Для этого он и прислал тебя?
На весь дворец прогремел голос Ибрагим–хана, требовавшего к себе Шахмамеда. Тот явился незамедлительно.
— Шахмамед! — от ярости хан брызгал слюной. — В зиндан[32] этого негодяя!
Маликмамед–хан побледнел, хотел что–то сказать, но слуги уже схватили его и потащили вон.
20
Туманным утром во двор к Кязыму вошел посланный из дворца.
— Кто тут Сафар? — громко спросил он. — Его во дворец требуют!
Телли к Гюльназ ткали, сидя на веранде. Услышав про дворец, Телли побелела.
— А зачем он понадобился? — заплетающимся от страха языком пролепетала она.
Парень сдвинул на затылок папаху, поскреб макушку.
— Нужно, стало быть… Где он есть–то?
— Да зачем он? — с упрямым отчаянием повторила Телли.
— Почем я знаю! Сказано: привести! — Поглядывая по сторонам, ханский нукер рассеянно скреб у себя под шапкой. И вдруг папаха свалилась с него, и спутанный клок волос упал ему на лоб. Гюльназ улыбнулась, Телли же, поглощенная тревогой, быстро встала, отряхнула пыль с шаровар и с горестным выражением на лице вышла со двора. Неподалеку от мастерской, на пустыре, Сафар строил дом: он поставил четыре столба и теперь переплетал их прутьями. Сафар спокойно выслушал жену.
— Ну чего переполошилась? Зовут, стало быть надо идти. Вернее всего опять куда–нибудь пошлют!..
Он надел куртку и вместе с нукером отправился во дворец.
На базаре собралась большая толпа. Оказалось, что дарга[33], обнаружив у одного из продавцов неточные весы, приказал привязать виновного к фалагге[34] и бить его прямо тут же, посреди базарной грязи. После тридцати ударов человек потерял сознание. Ханский нукер глядел на несчастного, равнодушно почесывая макушку, ничто не дрогнуло в его лице; Сафар кусал губы, с трудом сдерживая гнев.
Не останавливаясь, миновали они многочисленные лавки; здесь торговали тканями, лекарственными снадобьями, ювелирными изделиями…
34
Фалагга — деревянные колодки, к которым привязывают ноги провинившегося и бьют по ним палкой.