8
- Чья там лысина сзади трется? - Дитя мое, у меня все-таки лирическое настроение. Давай потрепемся. - Вообще-то я занят. - Ну, ладно тебе - занят!.. Я расстроился, Глебка. Сидел у этой импровизированной немецкой елочки, заговорил что-то о своем блиндаже на плацдарме северней Пултуска, и вот - фронт! - нахлынул фронт! - и так живо, так сладко... Слушай, в войне все-таки есть много хорошего, а? - До тебя я это вычитал из немецких солдатских журналов, попадались нам иногда: очищение души, Soldatentreue... - Мерзавец. Но если хочешь, в этом есть-таки рациональное зерно... - Нельзя себе этого разрешать. Даосская этика говорит: "Оружие орудие несчастья, а не благородства. Мудрый побеждает неохотно." - Что я слышу? Из скептиков ты уже записался в даосцы? - Еще не решено. - Сперва вспомнил я своих лучших фрицев - как мы вместе с ними составляли подписи к листовкам: мать, обнявшая детей, потом белокурая плачущая Маргарита, это коронная была наша листовка, со стихотворным текстом. - Я помню, я подбирал ее. - и тут сразу наплыло... Я тебе не рассказывал про [44] Милку? Она была студентка ИнЯза, кончила в сорок первом и послали ее переводчицей в наш отдел. Немного курносенькая, движения резкие. - Подожди, это та, которая вместе с тобой пошла принимать капитуляцию Грауденца? - Ага-га! Удивительно тщеславная была девченка, очень любила, чтоб ее хвалили за работу (а ругать упаси боже) и представляли к орденам. Ты на Северо-Западном помнишь вот здесь за Ловатью, если от Рахлиц на Ново-Свинухово, поюжней Подцепочья - лес? - Там много лесов. По тот бок Редьи или по этот? - По этот. - Ну, знаю. - Так вот в этом лесу мы с ней целый день бродили. Была весна... Не весна, март: ногами по воде хлюпаешь, в кирзовых сапогах по лужам, а голова под меховой шапкой от жары взмокла, и этот, знаешь, запах! воздух! Мы бродили как первовлюбленные, как молодожены. Почему, если женщина новая для тебя, переживаешь с нею все с самого начала, как юноша набухнешь и... А?.. Бесконечный лес! Редко где - дымок блиндажа, батарейка семидесяти шести на поляне. Мы избегали их. Добродились до вечера сырого, розового. Весь день она меня томила. А тут над нашим расположением начала кружить "рама". И Милка задумала: не хочу, чтоб ее сбивали, зла нет. Вот если не собьют - ладно, останемся ночевать в лесу. - Ну, это уже была сдача! Где ж видано, чтоб наши зенитчики попали в "раму"! - Да... Какие были зенитки за Ловатью и до Ловати - все по ней час добрый палили и не попали. И вот... Нашли мы пустой блиндажик... - Надземный. - Ты помнишь? Именно. Там за год много было понастроено таких, как хижины для зверья. - Там же земля мокрая, не вкопаться. - Ну да. Внутри - хвои набросано, запах от бревен смолистый, и дымоватый от прежних костров - печек нет, так так прямо отапливали. А в крыше дырка. Ну, и света, конечно, никакого... Пока костер горел - тени на бревнах... Глебка! Жизнь, а?! - Я заметил: в тюремных рассказах если участвует [45] девушка, то все слушатели, и я в том числе, остро желают, чтобы к концу рассказа она была уже не девушка. И это составляет для зэков главный интерес повествования. Здесь есть поиск мировой справедливости, ты не находишь? Слепой должен удостоверяться у зрячих, что небо осталось голубым, а трава - зеленой. Зэк должен верить, что теоретически на свете еще остались милые живые женщины и они - отдаются счастливцам... Ишь ты, какой вечер вспомнил! - с любовницей да в смолистом блиндаже, да когда не стреляют. Нашел хорошую войну!.. А твоя жена в этот вечер отоварила сахарные талоны слипшейся {подушечкой}, раздавленной, перемешанной с бумагой, и считала, как разделить дочкам на тридцать дней... - Ну, кори, кори... Нельзя, Глебка, мужчине знать одну только женщину, это значит - совсем их не знать. Это обедняет наш дух. - Даже - дух? А кто-то сказал: если ты хорошо узнал одну женщину... - Чепуха. - А если двух? - И двух - тоже ничего не дает. Только из многих сравнений можно что-то понять. Это не порок наш и не грех - это замысел природы. - Так насчет войны! В Бутырках, в 73-й камере... - ... на втором этаже, в узком коридоре... - ... точно! - молодой московский историк профессор Разводовский, только что посаженный, и никогда, конечно, не бывавший на фронте, умно, горячо, убедительно доказывал соображениями социальными, историческими и этическими, что в войне есть и хорошее. А в камере было человек десять фронтовиков - наших и власовцев, все ребята отчаюги, оторви, где только ни воевали, - так они чуть не загрызли этого профессора, рассвирепели: нет в войне ни хренышка хорошего! Я слушал - и молчал. У Разводовского были сильные аргументы, минутами он казался мне прав, и мои воспоминания тоже мне подсказывали хорошее иногда, - но я не осмелился спорить с солдатами: кое-что, на которое я хотел согласиться со штатским профессором, было то {кое}, что отличало меня, артиллериста при крупных пушках, от пехоты. Лев, пойми, ты был на фронте, кроме взятия этой крепости, - полный [46] {придурок}, раз у тебя не было своего боевого порядка, с которого нельзя ценою головы! - отступить. А я - придурок отчасти, раз я сам не ходил в атаку и не поднимал людей. И вот в нашей лживой памяти ужасное тонет... - Да я не говорю... - ... а приятное всплывает. Но от такого денька, когда "Юнкерсы" пикирующие чуть не на части меня рвали под Орлом - никак я не могу воссоздать в себе удовольствия. Нет, Левка, хороша война за горами! - Да я не говорю, что хороша, но вспоминается хорошо. - Так и лагеря когда-нибудь хорошо вспомним. И пересылки. - Пересылки? Горьковскую? Кировскую? Не-е... - Это потому, что у тебя там администрация чемодан захалтырила, и ты не хочешь быть объективным. А кто-нибудь и там был большим человеком каптером или банщиком, да жил {в законе с шалашовкой}, так и будет всем рассказывать, что нет места лучше пересыльной тюрьмы. Вообще-то ведь понятие {счастья}- это условность, выдумка. - Мудрая этимология в самом слове запечатлела преходящность и нереальность понятия. Слово "счастье" происходит от се-часье, то есть, этот час, это мгновение! - Нет, магистр, простите! Читайте Владимира Даля. "Счастье" происходит от со-частье, то есть, кому какая часть, какая доля досталась, кто какой пай урвал у жизни. Мудрая этимология дает нам очень низменную трактовку счастья. - Подожди, так мое объяснение - тоже из Даля. - Удивляюсь. Мое тоже. - Это надо исследовать по всем языкам. Запишу! - Маньяк! - От дурандая слышу! Давай сравнительным языкознанием заниматься. - Все происходит от {руки} ? Марр? - Ну, пес с тобой, слушай - ты вторую часть "Фауста" читал? - Спроси - читал ли я первую? Все говорят, что гениально, но никто не читает. Или изучают его по Гуно. - Нет, первая часть доступна, чего там! [47] Мне нечего сказать о солнцах и мирах, Я вижу лишь одни мученья человека...