— А ты… — теперь мотх обратил внимание и на него. — Кто ты?
— Тебе не сказали, — констатировал Сигетнар. — Значит, они не хотят, чтобы ты знал, правда?
«Они сами не знают, — подумала Леферия. — Значит, в Геолисе они пока еще не всеведущи. Их всеведение — только здесь».
Мотх замолчал. Солнечные лучи били ему в глаза, играли на серой коже, раскрашивая ее в пепельно-желтый. Становилось жарко. Пустыни было еще не видно, деревья выглядели в точности как в Оньяре, а под ногами шуршали мельчайшие прозрачные камешки, но ее близость уже чувствовалась. Опасно горячий, совсем не утренний ветер, дрожащее над горизонтом марево…
— Идите, — произнес наконец ол-Ран. — Караван сейчас отправляется.
— В самый солнцепек? — вырвалось у Леферии.
Ол-Ран неожиданно усмехнулся, и на его лицо вернулось уверенное выражение.
— Идите, — повторил он.
***
— Фелд, они действительно здесь? — спросила Леферия, едва мотх остался позади.
— Судии… Я их чувствую, но не совсем так, как в Хадрате, — отозвался тот. — И мы все еще к ним приближаемся. Их средоточие где-то там, — он неопределенно кивнул в сторону.
— В Хадрате нет никаких средоточий Судий. Они везде, — заметила Леферия.
— Именно.
Сигетнар слушал все это молча, не вмешиваясь и не задавая вопросов. У последней повозки их уже ждали. Высокий и худой, иссушенный солнцем мотх кивнул на длинные скамьи под сливочно-желтым тентом. На них, как птицы на насесте, сидели женщины, дети и горстка мужчин — неуловимо одинаковых, в выцветших обмотках и тряпье, в которых мотхи впервые предстали перед Леферией. Усевшись и сняв тяжелую куртку, она рассеянно произнесла, глядя перед собой:
— Пока еще неизвестно, могут ли Судии читать мысли. Кто-то говорит, что могут, другие — что нет. С одной стороны, Судии не карают за желание кого-нибудь убить или мысли о грабеже. С другой — замечено, что, если постоянно роптать, думать, что жизнь к тебе несправедлива, и проклинать судьбу, то на голову будут сыпаться неприятные случайности. Но еще неясно, совпадение это или наказание за дурные мысли…
— Понял, — отреагировал Сигетнар, устроившийся напротив. — Ладно, я найду о чем подумать.
Его прищуренный взгляд, казалось, прожигал насквозь — вот-вот ткань майки вспыхнет и осыплется пеплом. Леферия лишь вздохнула и попыталась заглянуть за край повозки. Ей вдруг пришло в голову, что если в пустыне песок, то колеса будут в нем вязнуть. Интересно, как устроены колеса у этих повозок?
— Судии рядом, но я не чувствую, чтобы они пытались проникнуть в наши мысли, — сказал Фелд. — Они будто инертны. В Хадрате они вездесущи, а здесь, кажется, отвечают только на прямые обращения.
— Если мотхи… или еще кто-нибудь, — Леферия все же опасалась напрямик говорить о Ложе Былого — вдруг Судии заподозрят, что гости что-то вынюхивают, — открыли окно в хадратский эфир, то так и должно быть. Фелд, а ты можешь…
Вопрос она не закончила — не было нужды. Адвокат усмехнулся.
— Нет. Если они захотят взглянуть, чем мы занимаемся, или послушать, о чем говорим, они это сделают. Я могу блокировать мотхов, но не Судий. А вот ощутить, не направлено ли их внимание на нас прямо сейчас — это легко. Сейчас им не до нас.
— Занятно живете — существа из эфира могут пялиться на вас в любой момент, — фыркнул Сигетнар. — А если вы сидите на толчке или занимаетесь сексом?
— Во-первых, не пялиться, а… Судии всеведущи и вездесущи! — наставительно начала Леферия, но сбилась. — Да и все как-то привыкли. Это же не люди.
Сигетнар поежился.
Когда сухая земля начала сменяться песчаным золотом, среди барханов появилась дорога. Аккуратные плиты из пористого рыжего камня широкой лентой убегали вдаль. Колеса загрохотали по стыкам. Солнце уже не заглядывало под тент, оно поднялось высоко, и лучи бессильно скользили по ткани навеса, пытаясь добраться до людей.
Попутчики-мотхи негромко переговаривались. Когда они, то и дело прикладываясь к бурдюкам с водой, осушили их почти полностью, а воздух раскалился так, что собственное дыхание казалось не теплым, а прохладным, Леферия начала оглядываться. Должен же быть какой-нибудь оазис, место для привала, колодец, в конце концов! Но дорога убегала к горизонту, и впереди, насколько хватало взгляда, был только песок, песок и длинная вереница повозок и фургонов, влекомых четвероногими гигантами с добродушными мордами.
И тут раздался крик.
Она не увидела, кто кричал. Где-то впереди. Крик был протяжным, чуть задумчивым, словно песня, и неестественно громким. Для него будто не существовало расстояния и презренных границ человеческих способностей. А еще тот, кто его испустил, явно кого-то звал.
Кого-то — или что-то.
Фелд неожиданно вздрогнул. Не тогда, когда услышал крик, а парой мгновений позже, когда голос уже затихал, развеиваясь над пустыней.
В лицо ударил резкий влажный ветер. Казалось, в воздухе открылось течение, тяжелое, холодное. Оно ворвалось в раскаленное марево, и жар панически взвихрился, точно порываясь бежать. А холодные потоки продолжали хлестать. Блеклое сизое небо потемнело, но на нем не появилось ни одной тучи. Его закрыла серовато-бирюзовая пелена, густой туман, который тяжело колыхался над головой. Спустя мгновение Леферия поняла, что это такое.
Гидровоздух!
Он не опускался слишком низко и не вытеснял ставший уже привычным легкий воздух Геолиса, но надежно преграждал путь раскаленным лучам. А холодные вихри точно вышли прямиком из приокеанья. Это там гидровоздух делался чуть более разреженным, а над водой бушевали соленые ветра. Надо же…
— Вот теперь Судии здесь, — сказал Фелд. — Они откликнулись на зов.
Леферия заговорила не сразу.
— Послушай, — выдавила она наконец, — ты помнишь хоть один случай, чтобы в Хадрате Судии меняли погоду по чьей-то просьбе?
Фелд в ответ не сумел сдержать смешок.
— Не меняют? — заинтересовался Сигетнар. — А на какие просьбы они реагируют?
— Они не ребята на побегушках. Они не станут носить тебе конфеты, исправлять погоду по твоей просьбе или помогать с работой. Для этого есть Мальстремы с магией. У Судий можно попросить везения в обмен на доброе дело или мелкую неприятность в будущем… или молить о прощении, потому что наказывают они всегда, — пояснила Леферия.
Желание высказаться читалось на лице Сигетнара крупными буквами, но он благоразумно промолчал.
— Получается, — без выражения заметил Фелд, — мотхи действительно пользуются их особым благоволением.
Остро хотелось расспросить его о впечатлениях, о происхождении этого «благоволения» и о десятках мелочей… но прохлада не улетучивалась, а адвокат напряженно молчал.
Гидровоздух рассеялся, лишь когда караван подъехал к высоким бронзовым воротам.
По обе стороны от ворот тянулась ограда — стена в два человеческих роста, сложенная из того же материала, что и дорога. Леферия воззрилась на них с любопытством. Неужели в Мальясской пустыне все мотхи живут вот так? Это город? Оазис? Над стенами действительно покачивали кронами остролистые деревья. Но тогда…
— Дьявол, — вдруг очень спокойно сказал Сигетнар.
Леферия посмотрела на него в недоумении. Он сидел вполоборота, уставившись на стену с воротами так, точно увидел призрака. Нет, хуже — ожившего мертвеца или целую армию. Или того дьявола, о котором постоянно упоминал, так и не удосужившись рассказать, что это за существо.
— В чем дело? — спросил Фелд. — Судии, кстати, уже не наблюдают.
— Да если бы и наблюдали, — выдохнул Сигетнар. — Это же Скахс! Гнездо патриарха!
— И что?
— Да то, что его давно и прочно удерживает таондарская армия, — сказал Сигетнар и нервно ссутулился, упираясь ладонями в колени. — Рассатас! Я начал что-то подозревать, еще когда мы садились в этот караван! Но в туннелях черта с два разглядишь, куда тебя везут. Мотхи — кочевники, совет старейшин мигрирует вместе с самым крупным племенем, у них нет постоянных городов, они их не строят. Есть оазисы, совсем крохотные и безлюдные. И гнездо патриарха — исключение. Это их единственная постоянная цитадель. Она им нужна больше как символ… Совет собирается здесь только в исключительных случаях. Раньше собирался. Таондарцы заняли это место, как только к Мальясской пустыне перебросили войска. Я не знал, что нас привезли именно сюда…