А гул не ослабевал. Он висел над лесом какой-то осязаемой ватной пеленой. Он проникал во все уголки, от него было не скрыться, ни заткнув уши, ни нырнув в кусты… Да и глупо это — скрыться в кустах от звука. Леферия все прекрасно понимала, но сводящая с ума монотонность и тембр звука заставляли метаться, как в лихорадке. Она усилием воли выпрямилась. Посмотрела на Фелда — тот, болезненно кривясь и встряхивая головой, изучал растрескавшийся хвост капсулы. Был и хвост, оказывается. В последние мгновения полета капсула стала похожа на большую прозрачную птицу. И теперь казалась живым существом с подбитыми крыльями, умирающим на земле.
Сверху по-прежнему лилась вода. Впечатление было такое, словно кто-то включил гигантский душ на все небо. Занятая отвратительными ощущениями от гула, Леферия не сразу поняла, что гидровоздуха нет. А ведь Анакат говорил, что в Геолисе теперь хадратский гидровоздух! Но дышать было легко, как в императорском дворце или в богатых домах, где ставили фильтры. И с неба все капала и капала вода… Что за странная химическая реакция?
— Капсула упала, потому что гидровоздуха нет! — прокричала Леферия Фелду, пытаясь перекрыть гул. — Мы здесь летать на ней не сможем!
Тот кивнул и взглядом указал на дверцу. Потом сделал жест рукой — заходи. И правильно, потому что разговаривать в таком шуме было все равно невозможно.
Гул разбился на отдельные удары, рождающие дробное эхо. Стало, кажется, полегче. Удары чем-то напоминали музыку. Точнее, один ритм, без мелодии. Леферия немного послушала, потом нырнула в капсулу.
— Ее можно починить?
— Я не специалист по ремонту транспорта, смею напомнить, — церемонно сообщил Фелд. — Я в этом понимаю не больше тебя. Но, кажется, нельзя. Распределительный вал треснул пополам. Разве что мы найдем здесь подходящие запчасти…
— Найти бы для начала здесь хоть что-нибудь живое, — проворчала Леферия и наудачу попробовала запустить бортовые системы.
Что-то ободряюще загудело. Ручная панель едва заметно вспыхнула голубовато-молочным сиянием. Леферия дернула за рычаг взлета — никакого результата. Наверное, включилась только подсветка, работавшая отдельно, ведь двигатель безнадежно испорчен…
Она достала из прорези ключ и повертела в руках. Пластинка ни о чем не говорила. Там не было ни надписей, ни схем. Только прозрачное кристаллическое покрытие, которое заряжали эфирные специалисты. Она вставила ключ обратно и склонилась ниже, к проектору, который окаймлял панель управления. Его прозрачная полоска тоже слегка мерцала.
— Что ты хочешь сделать? — спросил Фелд, заглядывая через плечо.
— Поискать координаты, которые сюда заложены. Понять, где мы должны были приземлиться и как туда добраться. — Леферия отыскала навигационные сканеры, но тут ее постигло разочарование. Она ни разу еще не пользовалась заранее запрограммированными маршрутными ключами. И с досадой выругалась, увидев, что проекция анализа осталась девственно-чистой. Что бы ни записали на эту пластинку эфирные маги Анаката, сейчас оно стерлось. Ключ и впрямь был одноразовым.
— Проверь память капсулы, — посоветовал Фелд. — Там должна сохраняться запись последнего маршрута.
Пристыдив себя за рассеянность, Леферия дернула за рычажок. Под стекло проектора переместилась магнитная пластинка с неровной, кое-где завивающейся кольцами линией. Проектор вспыхнул, и та же линия зависла над ним, но уже на плоскости, расчерченной квадратами. Насколько Леферия могла понять, кусок карты изображал участок размером не меньше, чем сто на сто канатов. Но нигде не было ни единой точки, символизирующей город. Проклятье, в какую же дыру решил забросить их император?
— Итак, мы здесь, — она указала на место, где заканчивалась линия. — А должны были попасть…
— Наверное, сюда, — Фелд ткнул в точку, где ровная линия впервые пошла зигзагами и петлями.
— Нет. Здесь была граница гидровоздуха. Но если рассчитать остаток траектории, исходя из скорости, направления и высоты… — Леферия задумалась. Отвыкла она считать без проектора и помощи всеведущего эфира. — Примерно сюда.
Канатов семь-восемь от места, где бесславно закончила свой путь удобная и современная капсула. Что же эти варвары сделали с гидровоздухом, что он перестал держать и разделился на воздух и воду? Хорошо, что она взяла лишь самое необходимое. Варварский лес выглядел крайне негостеприимным.
— Придется тащиться пешком, — вздохнула Леферия. — Вряд ли наш провожатый явится сюда сам.
…С неба по-прежнему лило. Обволакивающий гул, почти не слышный внутри капсулы, никуда не исчез. Наоборот, он снова трансформировался: медленно, тягуче нарастал, накапливался, собирался в массивные капли — и они отрывались от невидимой чаши, бесшумно падая в небытие. А там, в источнике звука, уже копилась новая капля. Гул шел ниоткуда и отовсюду. Он почему-то нервировал. Не раздражал, нет — больше не раздражал — но будил некое подспудное беспокойство. А может, так проявлялось нехорошее предчувствие. Глупо удивляться тревоге, очутившись без провожатого среди леса в чужом мире, с нависшей над головой необходимостью выполнить императорский приказ…
Фелд забрал у Леферии одну из двух сумок с вещами и эликсирами. Она усмехнулась про себя: галантный кавалер забрал бы обе. Но ждать от Фелда галантности… скорее в ее носильщики нанялся бы сам Анакат. Земля раскисла, ноги в легких туфлях скользили, жесткие, как камень, ветки царапали кожу и рвали одежду.
— Тебе не кажется, что так мы никуда не придем? Мы скорее завязнем в болоте, — спокойно сказал Фелд.
— З-здесь не болото, — вяло возразила Леферия и обнаружила, что губы и язык плохо ее слушаются. Челюсть точно свело судорогой — такое порой случалось с ней от страха. Но ведь сейчас она не боялась. Или…
— И болото появится, — еще спокойнее ответил Фелд. — Если и дальше будет так лить. Лучше бы нам вернуться и подождать провожатого. Он должен был видеть, куда упала капсула.
— А если не видел?
Утробный гул все не прекращался. Капли сыпались с неба. Мокрые волосы облепили лицо, выбившись из недлинной косы. Леферию начало колотить. Говорить становилось все сложнее — то ли из-за гула, то ли оттого, что челюсть тоже мелко тряслась, и зубы стучали, как от холода. Холод, впрочем, тоже был. Со всех сторон. Прах и песок, надо же угодить в такой переплет!
— Должен был видеть, — повторил Фелд. — Ему вменили это в обязанность…
— Здесь нет б-богов. Кто накажет его, если он не выполнит обещание? С его стороны это и так жест доброй воли. Или злой. Чтобы встретить нас и помочь добраться до заводов, Сигетнара и… и прочих, — Леферия задыхалась, как будто говорила на бегу, хотя они с Фелдом давно остановились под густой кроной дерева, — чтобы это сделать… он должен был предать своих. А п-предательство… он мог передумать… — она понимала, что уже несет откровенную чушь, о готова была говорить что угодно, лишь бы не дать Фелду себя уговорить. — Хватит! Я не хочу возвращаться в капсулу! У меня плохое предчувствие, понимаешь?
— У меня тоже, — прошелестел Фелд, прислоняясь к стволу. — Да только предчувствия — это не магия. Значит, ты видишь опасность, которую не сознаешь. На такую опасность тянет только лес, а не капсула.
— А может, и капсула! — Леферия чуть повеселела, когда поняла, что спутник тоже напуган. — Что, если она вот-вот взорвется или…
— Не взорвется. Там нечему взрываться.
— Тебе откуда знать, ты же говоришь, что не разбираешься в них?
Леферии пришлось прокричать эти слова во все горло. Гул превратился в непрекращающийся громовой рокот, втягивающий в себя все звуки. К концу фразы она закашлялась — от крика в глотке сделалось шершаво и сухо. Собственный кашель был не слышен. Гул подобрался вплотную. Обступил. Окутал. Взял за плечи — его прикосновения напоминали холодное тесто. Прижал к себе, втянул в свой холод и пустоту, в густой воздух, пронизанный вибрациями. Что-то шептал…
Краем глаза Леферия увидела мелькающие за деревьями фигуры и Фелда, застывшего, как изваяние. Потом громыхнуло над самым ухом, и гул вдруг выключился. И мир тоже выключился, хотя она не потеряла сознания. Просто все окружающее стянулось в одну точку, в одно измерение — пульсирующий ужас. Дрожь, холодный пот, судороги, белая пелена перед широко раскрытыми глазами. Осталось единственное желание — бежать без оглядки, и понимание — от ужаса не скрыться, он настигнет тебя, ведь то, что он несет, неминуемо, и ты можешь кричать, плакать, молиться Эфирным Судиям или призывать каких угодно еще богов — ты ничего не изменишь. Оно сильнее тебя. Оно значительнее. Ему подчиняется весь мир и все миры, и оно перемелет тебя, не заметив, как перемалывало сотни поколений до тебя…