— Чтобы решился, нужно, чтобы мне сказали, что в моем романе Действительно нуждаются, и дали бы мне машинистку, которая бы не вырывала моих листочков, не засовывала бы их в сумочку... Но... нет у меня сил свести все это, вшить эти вставки, разбросать их, на какой редакции остановиться...
— А дать их как прием...
— Продолжаю над этим думать... Но что делать со вставками?
26 ноября 1985 г.
С 7 часов вечера был у Л.М. Он еще больше постарел. Но — мышление предельно напряженное и ясное.
— Дрожал за Михаила Сергеевича, ведь миллиарды людей слушали его. Тут любой может сорваться. Он выдержал... Я верю в него. Конечно, ему мешают, но нам надеяться не на кого.
— А если бы вы встретились, чтобы вы сказали ему?
— Я бы сказал, что я русский писатель, люблю свою страну, свой народ, свой язык, уезжать никуда не собираюсь. Я знаю, что сейчас есть более неотложные проблемы, чем литература. Но, как во всем, в литературе надо поддерживать, стимулировать все самое настоящее. Я никогда не был поклонником литературы как бытописания. Для меня она форма напряженнейшего и деятельного мышления, которое сегодня больше всего необходимо. Нужно мыслить, опираясь на опыт всего человеческого существования в прошлом и с историческим разворотом, по крайней мере, до 2050 года, когда будет людей 10-15 млрд и возникнут проблемы почти неразрешимые в результате того, что люди будут испытывать трудности даже от перенасыщения собой пространства.
Так же, как вы, удивлен, что новые госпремии выданы сугубо посредственным серым книгам, вроде книги Бердникова. Это определенно М.С. подсунули, чтобы скомпрометировать его требование поддержки всего настоящего, качественного.
— Л.М., не обольщайтесь в отношении Михаила Сергеевича. Он — «демократ наоборот» — т. е. для себя. Политикан, вот увидите.
— Нет, вы его недооцениваете.
— Лучше скажите — продвинулись с романом?
— С романом ничего не получится. Вчера придумал настоящую жемчужину — связку для двух вариантов главы. Но и в том, и в другом варианте есть удачи. Как их соединить? Не знаю... А о быте... У меня бытовые детали очень точные, но не ради их самих. Герой держит руку над горящей свечой, но она его не обжигает, ибо жизнь обожгла еще страшнее. В третьем действии — мороз его тоже не берет.
Потом стал говорить о втором томе «Мертвых душ», как о страшном выбросе непереваренной пищи через фистулу в боку.
После этой резкой оценки Гоголя пили чай. Но вдруг Л.М. почувствовал сильную боль в боку и даже лег.
— После еды боли в желудке. Продолжаются 2-2,5 часа, — сказал он.
2 января 1986 г.
Обстоятельный разговор с Леоновым с 7 до 11 вечера. Ему не везет. Накануне открытия VI съезда писателей РСФСР он сломал руку (большой и указательный пальцы). Опухоль еще сильная, писать не может.
— Пытался начать одним пальцем, не получается. Сижу часами, когда не болит живот. После операции муторное состояние часа 2,5 после еды.
Смотрю телевизор. Большие надежды связываю с Горбачевым. Молод. Улыбается, умеет держать себя и, видимо, знает положение в стране, знает, что и как надо делать. Сдвинуть Гришина — это немало. К съезду наверняка получит большинство и дай ему Бог успеха. Ведь тридцать лет разлагали народ, и он потерял присутствие духа. Как на Руси умели работать, а теперь либо не умеют, либо не хотят. Надо же! Конечно, некоторые нации исчерпывают себя. Англичане примирились с тем, что не являются ведущей нацией. Наш народ тоже стал мельчать и силой, и духом, но не исчерпал его. Чтобы разложить его, в нем пробудили собственность. Это страшная путаница, связанная внутри человека со множеством других и взлелеянная сотнями веков. Знаете, я над этим много думал. Помните в «Дороге на Океан»: дашь мне метр земли и я на нем для себя выращу райское дерево. Через тысячу лет, в коммунизме, рассматривая своего прямого наследника Петю и сидящего рядом с ним неизвестно чьего Алешу, вы на вопрос, кому отдать большее счастье, непроизвольно кивнете в сторону Пети. Вот какая это сила. Ее-то и разбудил Брежнев. Но я верю, что новое руководство покончит с этим. Кажется, только у Сталина в годы войны была такая популярность в народе, какой сегодня пользуется Горбачев, и это обнадеживает. Иначе мне больше надеяться не на кого.
— Л.М., популярность Сталина в военные годы была им заслужена по делам. А вот Горбачев получил ее путем обещаний. Не надул бы. Не верю я ему. Тракторист, гармонист, орденоносец, два факультета МГУ, а вот ни я, ни мои товарищи в МГУ не могли поступить, а ведь имели данные, но не имели блата. А его будто ведут все выше и выше. Что-то это мне не нравится. Какова цель у этого «меченого»? Мы пока не знаем. Но в народе боятся «меченых» — таково поверье.