— Вы — скептик, А.И. А Беляев все еще работает с культурой в ЦК? Сколько вреда он своим невежеством, непониманием всей тонкости нашего труда нанес литературе. Надзиратель у великой идеи.
Когда я написал «Метель», нарисовав пятидесятилетнюю женщину, утешающуюся с 26-летним, кто-то шепнул Маленкову, что это намек на его матушку. Меня пригласили. Жданов стучал кулаками, а Маленков хотел сжечь глазами. Я думал, что не уцелею: «Попробуйте поставьте, узнаете, что из этого будет». Он же увидел в «Золотой карете» лишь изображение разрушенной России. «Леонов рисует страну в развалинах. Ну, пусть только поставит!»
Я отвлек Л.М. в сторону современной литературы, сказав, что прочел «Имитатора». Интересный характер, но, кажется, просчет в том, что неталантливый человек не назовет себя бездарным.
— Нет, отчего же? Может и назвать. Что такое талант? Вот, скажем, он строит самолет, все в нем прекрасно — талантливо... Другое дело — гений. Этот вдруг решает строить самолет без крыльев или даже без мотора. Может разбиться — гениальность всегда трагична.
— Чем вы объясняете, что даже самые талантливые наши писатели не делают рывков, равных рывкам вашего поколения?
— Может, недостает таланта? Хотя и Бондарев, и Распутин, и Белов, Астафьев очень талантливы. Сколько лет Распутину? Сорок восемь? А главного своего произведения пока не написал. Пора бы.
— Быть может, сдерживает приверженность их к факту, документу?
— Не люблю документа. Он бесцветен, лишен психологии. Мне интересна история не в фактах, а в ее отражении в человеческой личности, не происшедшее, а то, что разыгралось в сознании и душе, не то, что люди идут в бой, а как старушка украдкой крестит их и, то, что происходит в их душе и сознании, когда они бегут в атаку.
Я уже говорил вам об изображении леса у реки и его отражении в реке, уходящего в глубины и потому вызывающего ощущение бесконечности. На этом основана литература.
22 марта 1986 г.
В Переделкине встретил Арона Вергелиса, который сообщил, что у В. Катаева инсульт. Я посочувствовал. Не так уж давно я беседовал с В. Катаевым. Он, кажется, немного старше Л.М. Арон сказал, что В. Катаев не любил Леонова. Я знал это так же, как и то, что эта нелюбовь была взаимной. Л.М. не скрывал этого. Я понимал, что мы, люди другого поколения, не можем представить в полной мере, какие страсти одолевали их.
Как-то Л.М. сказал: «Ловко подлез этот мальчишка под обнимающую руку Горького и потом извлек из фотографии максимум возможного...»
Л.М. так и не простил В. Катаеву того, что он враждебно выступил против него.
10 апреля 1986 г.
Журнал «Советская литература» на иностранных языках готовит специальный номер, посвященный Л. Леонову. Хотят также дать репродукции его любимых картин, титулы книг, фоторукописи, а также несколько статей. Дангулов предложил О.М. дать статью о Леонове для этого журнала.
12 апреля 1986 г.
Идем к Л. Леонову с О.М., которая договорилась с Л.М. об интервью на тему: отношение его к всемирной культуре и литературе.
Я спросил об иллюстрациях для специального номера журнала.
— Пусть возьмут портрет, вот тот, что в прихожей. Цветной Качуры-Фалилеевой. Я там похож. У меня не было квартиры, только койка. Я сидел на ней и, положив фанеру на колени, писал. Она нарисовала меня за работой.
О.М. обратилась к Леонову, сказав, что:
— Уж раз речь зашла о картинах, то, разрешите, Л.М., спросить вас: «Что особенно вы цените в зарубежной живописи?»
— Прежде всего, итальянцев. И среди них выделяю Микеланджело и Леонардо да Винчи.
— Чем же вас привлекает Микеланджело?
— Взрывчатый характер. Необычайная требовательность и суровость. Помните доску, которой он швырнул в Папу?.. Дюрер послал ему свою книгу «Пропорции человеческого тела». Микеланджело сказал, что Дюрер ничего не понимает в человеческом теле. Я убедился, увидев в Мюнхене длинные тела Адама и Евы. Математически верно, а по существу Дюрер разобрал человека, а когда стал собирать — не сошлось...
Но и у Микеланджело есть свои странности: слишком большое тело Христа в «Пьете», маленькая голова Моисея. Но неповторимо как передана в Сикстинской капелле «вольтова дуга» между перстом Бога и перстом Адама. Микеланджело идеализировал человеческую фигуру, а Дюрер хотел прогнать ее через математику.
Л.M. показал книгу «Леонардо да Винчи», изданную Сабашниковым в Париже.
Поговорили о Средневековье. О.М. утверждала, что там не меньше ценностей, чем в Возрождении. Сказывается еще неправильная точка зрения на Средневековье, недооценка его.