14 мая 1988 г.
О взаимопонимании Леонид Максимович размышлял:
— Я учился в гимназии, а Горбачев в комсомольской школе — возможно взаимопонимание?
— Разве дело в этом? — сказал я. — Если даже не учился в гимназии, трудно понять этих «держателей» советской власти, разваливающих ее. Может, их в подобных «школах» переподготавливают на антисоветчиков? Смотря кто учит, какова профессура. Вот до войны рассадником сплоченных и нацеленных на ключевые властные посты кадров был МИФЛИ, который возглавляла сестра Землячки, руководившей расстрелом тысяч русских военных в Крыму, а потом, в военные годы, бывшая замом у Шкирятова в Комиссии партконтроля ЦК. В этот институт русских парней почти не брали. После войны кадры формируются на гуманитарных факультетах МГУ. Я давно профессор этого университета, но всегда уклонялся от работы в приемной комиссии. А другие из года в год сидят в приемных комиссиях, чтобы провести всех «своих» и отсеять чужих. Пора бы уже принимать всю молодежь, а потом отсеивать нерадивых за непригодность.
Стали обсуждать, как рождаются мифы — из ничего или чего?
Вновь я просил Леонида Максимовича поспешить с публикацией романа. Я уговаривал его, несмотря на то, что редактор одного журнала сказал мне, что в ЦК ему советовали: «Боже тебя упаси получить роман у Леонова» Однако какая жгучая ненависть у этих «руководителей культуры» к Шолохову и Леонову! Ведь именно в Отделе культуры мне «разъясняли», что не надо публиковать материалы профессора Хьетсо, отвергавшие обвинения Шолохова в плагиате. Под предлогом — «никто и не сомневался в авторстве Шолохова». Настоящие-то специалисты не сомневались никогда, но продолжаются другие публикации, подобные слухи постоянно распространяются в обществе. Каково Шолохову?
А Солженицын благословил клевету на Шолохова. Чем это объяснить? Некоторые считают, что завистью. Ведь, как художник, он слаб. Он и политик, и в политиканстве мастер. В ранних рассказах проглядывала возможность стать настоящим писателем. Но и то — замахнулся на изображение судьбы человека из народа, а мелкость изображенного объекта подрывает само понятие человека. Может, свою психологию лагерного приспособленчества отразил? Встречал я русских людей, которые прошли эти страшные лагеря, и поражался их возвышенной душе, их оптимизму. Андрей Соколов у Шолохова тоже из тяжких испытаний, а именно он, а не Иван Денисович передает нам дух времени. Никто не оспаривает реалии изображенного Солженицыным лагерного быта, но ему не дался образный портрет того времени. Художник — не бытописатель, а ваятель образов, через которые бьется время.
Леонид Максимович сказал:
— Когда я прочитал «Архипелаг ГУЛАГ», то это было для меня потрясением. Но не в художественном плане, а в политическом мышлении. «Красное колесо» и другие его произведения я уже одолеть не смог, хотя и пытался. Солженицын — не художник, но серьезно смотрящий на жизнь общества литератор, политический мыслитель.. Он берет важные тезисы, которые требуют большой ответственности и зоркости. Когда прикасаешься к великой трагедии народа, должны быть чисты помыслы — будто ты на костер идешь. Никакой спекуляции, желания что-то выиграть, кому-то услужить.
— Читатель любит критикующих и критиканов и часто не задумывается, во имя чего ведется критика, что может последовать за ней и кому она в таком виде выгодна. Отрицательное изобразить легче, чем положительное. Может, задача честного художника заключается всегда в том, что он должен заботиться о душе читателя, чтобы ее не опустошить, не ввергнуть в отчаяние, не сократить просвет в темном туннеле. Важна цель — во имя чего Солженицын проявил смелость?
Май 1988 г.
Разговор по телефону.
Леонид Максимович:
— Трудно не понять тех русских писателей, которые, живя на своей земле, не пожиная лавры за рубежом, так как не чернят свою Родину, испытывают постоянно чувство ненужности, ущемленности. Их обходят, не замечают, ругают за малейшую попытку сказать правду об истории, своем народе, жизни. Диссиденты в чести и за рубежом, да и здесь только и разговоры о них. За то, что они чернят все подряд — политику, коммунистов, бескультурных дикарей — русских. Но если русский писатель, любящий свою землю, попытается что-то действительно отрицательное в нашей жизни критиковать, то ему достается побольше, чем диссидентам, жирующим на антисоветизме и антируссизме. Попробуй напечататься, пройти через цековских политцензоров, через мелких критиков, злых и подлых, выполняющих заказ «групповщины» — не пускать! Если ты хочешь не разрушения советской власти, а только ее улучшения, если ты не русофоб, то тебе придется отбиваться не только от «западников», но и от русичей, «солнцевых внуков», готовых всегда критиковать друг друга, не знающих национального самосознания, самоподдержки.