На другой день рано утром мы на легковой машине выехали в Керчь. Было пасмурно, моросил дождь. По дороге мы обгоняли стада коров и овец. Грузовики везли заводское оборудование. Вереницами шли тракторы, комбайны. Крым усиленно эвакуировался.
Часто попадались окопы, противотанковые рвы. На [22] полях стояли замаскированные самолеты, в садах и в лесу располагались воинские части.
Темнело, когда мы подъехали к Керченскому горкому партии, находившемуся в красивом двухэтажном доме на берегу пролива.
Секретарь горкома Сирота, мой хороший приятель, на первый случай отвел мне пустующее помещение недалеко от горкома. В этих двух комнатах я временно поселился, а при немцах намеревался использовать их как конспиративную квартиру.
В городе было тревожно, многие уезжали, наспех продавали дома, имущество. Я считал, что в этой обстановке мне удастся легко приобрести необходимые для подполья вещи.
Жена на несколько дней задержалась со мной в Керчи, чтобы помочь мне подыскать квартиру и домик для будущей подпольной типографии.
Мне надо было устроиться на работу. Подумав, мы с Сиротой решили, что вполне подходящим для меня учреждением будет Рыбакколхозсоюз.
Сирота позвонил председателю и попросил устроить на работу Вагина. Я отправился в Рыбакколхозсоюз.
Председатель поговорил со мной и несколько раз с удивлением и неудовольствием осмотрел мои документы.
- Паспорт в порядке: «Вагин, Петр Иванович, пятидесяти пяти лет, кустарь-столяр». Но справка… справка не из желательных.
«Вагин Петр Иванович, 1886 года рождения, осужденный по делу № 2465 от 18 августа 1938 года по статье 116 Уголовного кодекса РСФСР к трем годам лишения свободы Красноярским краевым судом, содержался под стражей с 11 декабря 1938 года по 18 августа 1941 года. Из общей тюрьмы № 1 из-под стражи освобожден по отбытии срока наказания, что и удостоверяется».
- За кражу, значит, сидел?
- Другие крали, а я виноват.
- Вот что, голубчик мой, - стараясь быть сдержанным, сказал председатель. - Удивляюсь я вашей… - он замялся, - смелости…
Председатель, молодой парень, был действительно [23] поражен: война, немцы наступают, Крым под угрозой, и в это время в таком городе, как Керчь, секретарь горкома просит устроить на работу какого-то проворовавшегося старика.
- Нет у меня работы: все должности заняты, - решительно сказал он и уткнулся в бумаги.
- А может быть, вы все-таки еще раз поговорите с секретарем горкома? - настаивал я.
Помолчав немного, он недовольно буркнул:
- Хорошо. Узнаю, в чем дело.
- Когда зайти к вам?
- Дня через три.
- Я зайду к вам завтра. Мне нужна работа.
На другой день, после повторного указания Сироты, председатель встретил меня по-другому.
- Извините, что немножко не так вас принял, - сказал он сконфуженно. - Вы по спецзаданию ко мне поступаете?
- Вы же знаете, что такие вопросы не задают.
- Простите… Я зачисляю вас на работу младшим диспетчером. Ознакомьтесь с материалами колхозов. Если нужно будет уходить и кто-нибудь из служащих спросит, куда, - скажите, что идете по моему заданию.
Он вызвал управляющую делами и официальным тоном приказал ей оформить меня на работу и выдать хлебную карточку.
Так из работника Крымского обкома партии Козлова я стал «нечистым на руку» кустарем Вагиным и в октябре 1941 года в Керчи, готовясь к «погружению» в подполье, перешел на нелегальное положение.
Пока я устраивался на работу, жена подыскала мне и квартиру для жилья и домик.
- А зачем тебе дом покупать и деньги тратить? - спросил меня Сирота. - Любой коммунальный дом можем дать. Бери хоть двухэтажный. Устраивает?
- Нет, не устраивает. Для типографии нужен свой дом. А то придут немцы, появятся и старые хозяева. Хлопот не оберешься.
- Да… - Сирота был озадачен. - Это, пожалуй, возможно… [24]
Жена предупредила меня:
- Дом пойдем смотреть вместе, хозяева эвакуируются. А квартиру я могу показать тебе только издали. Я сказала хозяевам, что я одинокая, эвакуирована из Симферополя. Там у меня собственный дом и хорошее хозяйство. Поэтому я дальше уезжать не хочу, но не знаю, пропишет ли меня милиция в Керчи. Если милиция разрешит мне прописаться, то я приду к ним и уплачу за три месяца вперед. А если милиция откажет, я к ним больше не приду. Ждать они меня будут до четырех часов.
Домик стоял на городском склоне горы Митридат. Во дворе - сарай, задняя стенка прилегает к самой горе. Это мне особенно понравилось: при случае можно сделать хороший тайник.
Пожилая хозяйка сердито упаковывала вещи. Ей не хотелось бросать свое хозяйство, но муж - кузнец с завода имени Войкова - отправлялся на Урал с первой партией рабочих и оборудования.
За дом со всей обстановкой и курами хозяйка просила девять тысяч. Сошлись на восьми тысячах без кур, которых она решила зажарить на дорогу.
Покупку дома мы должны были на следующий день оформить в коммунальном отделе. Но Сирота не успел достать денег, и дело сорвалось.
Квартира сдавалась на улице Кирова, 44, почти на окраине, недалеко от порта.
Небольшая полутемная комната с двумя окнами на двор меня устраивала. Двор был проходной. Одна калитка - на улицу Кирова, другая - на набережную, весьма удобно.
Хозяева - старик и старуха, люди, видимо, хозяйственные и расчетливые - встретили меня сдержанно.
- Я слышал, вы сдаете эту комнату?
- Мы ее уже сдали одной дамочке, - оглядывая меня, ответила хозяйка.
- Немолодая такая, в черном плюшевом пальто?
- Да.
- Так она же меня к вам и послала. Я с ней встретился в милиции. Ее не прописывают.
- А вы тоже приезжий? - вступил в беседу хозяин, поглаживая жиденькую с проседью бородку. [25]
- Здесь я в Рыбакколхозсоюзе работаю. Снимал комнату, а теперь хозяева уезжают, дом продают.
- А что, извиняюсь, делаете?
- Работаю агентом по снабжению.
- О, должность хорошая! - старик оживился.
- Ничего, на бога не обижаюсь! - согласился я. - Поживем с вами! Чего-чего, а рыбки поедим.
- Как вас по батюшке?… Марья, дай стул Петру Ивановичу, - Старик услужливо пододвинул мне стул. - Вы что же, партийный будете?
- В молодости не был, а теперь какая уж партия!
Я уплатил им за три месяца вперед, предупредил, что переберусь через несколько дней, когда вернусь из командировки, и мы расстались, вполне довольные друг другом. 22 октября меня вызвал в Симферополь секретарь обкома. В этот раз Владимир Семенович уже не говорил о моем здоровье.
- Я вас вызвал по весьма важному вопросу, - сказал он, потирая наморщенный лоб. Он был встревожен и даже смотрел как-то иначе: пристально, как старый человек смотрит и взвешивает каждое слово и все возможности. - Положение наше на фронте ухудшилось. Надо быть готовым ко всему, а поэтому уже сейчас необходимо решить, кого оставить для руководства крымским подпольем. Мы считаем вас самым подходящим кандидатом. Как ваше мнение?
Мы стали обсуждать подробности будущей подпольной работы.
Для того чтобы руководить подпольем всего Крыма, надо находиться в Симферополе, но мне оставаться здесь сейчас было не только опасно, но просто бессмысленно. Владимир Семенович согласился, чтобы я пока продолжал работу в Керчи, а дальше обстановка покажет.
- Что вам нужно для подполья?
Я предложил прежде всего создать руководящий подпольный партийный центр с полномочиями обкома партии из трех человек: секретаря и двух заместителей - одного по военно-диверсионной работе, другого по организационно-политической. [26]
- Сделаем. Что еще нужно?
- Мне нужно знать, кого вы оставляете в Крыму для подпольной работы в районах, и получить их явки и пароли.
- Это мы вам дадим.
Тогда же я поделился с Владимиром Семеновичем своим беспокойством относительно организации партизанских отрядов в Керчи.
После выступления товарища Сталина 3 июля в Керченский горком, как и всюду, посыпались заявления от партийных и беспартийных с просьбой принять их в партизанский отряд. Мне об этом подробно рассказывал Сирота.