По дороге домой я узнал, что всех политических заключенных гитлеровцы перед уходом расстреляли, а уголовников выпустили из тюрьмы. В городе начались грабежи, а красноармейцев на улицах почти не было видно.
Дома я рассказал обо всем «Семену» и «Маше», и мы решили переговорить с командованием десанта об обстановке, узнать, прибыл ли кто-нибудь из партийных и советских работников. Если срок их прибытия неизвестен, нам придется самим выходить из подполья и браться немедленно за работу.
Я пошел в город разыскивать командира десантников.
Вокруг красноармейца в полушубке попрежнему толпился народ, и я с трудом к нему протиснулся. Мне пришлось долго уговаривать его, пока он сказал, где найти старшего.
В одной из комнат я нашел моряка, осматривающего трофейное оружие.
- Вам что, папаша?
- Начальника ищу.
- Командира пока нет. Я заменяю. А вы по какому делу?
Я объяснился и представился.
- Очень приятно познакомиться. - Моряк встал и, [79] одернув бушлат, крепко сжал мне руку. - Я - Калинин, комиссар десантной группы моряков.
Выяснилось, что никто из гражданских с ними не прибыл.
- В Керчь вошла только моя группа - восемнадцать человек, - с гордостью сказал Калинин. - Пятнадцать моряков и три красноармейца. Из Камыш-Буруна мы ждем десантные части. Но тут надо раненых устроить, выпечку хлеба наладить. Хорошо, если бы вы сами за это взялись.
Так и решился наш выход из подполья.
* * *
В то же утро в помещении горкома партии я собрал подпольщиков. Туда же скоро приехали Пахомов и члены штаба аджи-мушкайского отряда - Сергей Черкез и Андрей Бандыш.
На заседании подпольного комитета было организовано оргбюро обкома партии по городу Керчи: Козлов - секретарь, Ефимова - секретарь по кадрам, Колесниченко - председатель оргкомитета городского Совета депутатов трудящихся, Скворцов - заместитель председателя и Пахомов - начальник милиции. Мы создали также оргбюро районных комитетов партии по Маяк-Салынскому и Ленинскому сельским районам. В городе Керчи были организованы оргбюро райкомов партии по Кировскому, Сталинскому и Орджоникидзенскому районам.
Партийные и советские органы, партизаны и подпольщики энергично взялись устанавливать революционный порядок, налаживали хозяйственную и культурную жизнь города и районов.
Директором завода Войкова был назначен партизан - инженер Андрей Кущенко. За очень короткий, срок он сумел восстановить, ремонтный цех, и одним из первых выстрелов с бронепоезда, отремонтированного в этом цехе, был сбит немецкий «юнкерс».
Мы все ходили, совершенно опьяненные ощущением свободы.
Пахомов приехал грязный, оборванный, прямо из каменоломни. Он очень похудел, черты лица его еще больше заострились.
После заседания комитета мы долго сидели вдвоем и [80] никак не могли наговориться. Пахомов кашлял. Когда он сплюнул, я заметал, что мокрота совершенно черная.
- Почему черная? - усмехнулся он. - Друг, ты не знаешь, чем мы там дышали. Ведь почти все замуровано, коптилка постоянно чадит, ни глотка чистого воздуха. Нам теперь, наверное, до смерти не выплевать эту сажу!
Пахомову было поручено немедленно разминировать входы в старо-карантинские каменоломни и освободить замурованных там партизан. Командование выделило минеров.
Освободить партизан помог их же разведчик, пионер Володя Дубинин, который из последней разведки не смог вернуться в каменоломни и остался в городе. Партизанский отряд в тот же день был освобожден из своего подземного заключения. Все партизаны оказались живы. Когда немцы их замуровали, партизаны не упали духом и сразу начали прокладывать новый выход в таком месте, о котором оккупанты и не догадывались. К моменту освобождения до поверхности оставалось не больше трех метров.
Но радость освобождения партизанского отряда омрачилась большим несчастьем. При разминировании погиб Володя Дубинин. Советское правительство оценило его самоотверженность и храбрость. Володя был посмертно награжден орденом Красного Знамени. В городе Керчи его именем названа школа № 11, где он учился, и бывшая Крестьянская улица, где он жил со своей матерью.
* * *
На другой день мы выпустили обращение к населению города с призывом дружной энергично работать по восстановлению разрушенных врагом фабрик и заводов и оказывать всемерную помощь Красной Армии. Возобновился выпуск газеты «Керченский рабочий». Была создана комиссия для расследования злодеяний немцев и организации похорон жертв фашистского террора.
Тогда впервые открылась советским людям страшная правда Багеровского рва.
Что собой представлял Багеровский ров? Длина его была равна километру, ширина - четыре метра, глубина - два. И вот весь этот огромный роз забит трупами людей - от дряхлых стариков до грудных детей. [81]
У края рва лежит истерзанная молодая женщина. В ее объятиях - аккуратно завернутый в белое кружевное одеяло грудной младенец. Рядом с ней лежат девочка восьми лет и пятилетний мальчик. Их ручки вцепились в платье матери. Тут же рядом лежит труп другой женщины. Как бы ища спасения, в ее колени уткнулся лицом мальчик лет десяти с пробитой головой.
И сколько таких мучеников!… Мороз сковал каждого убитого в той позе, в какой он принял страшную смерть.
Жуткая картина Багеровского рва дополнялась скорбными лицами живых людей, в слезах и горе ищущих своих родных и знакомых. И я ходил. Думал найти Полю Говардовскую. Но так и не нашел: слишком смерзлись трупы.
У Багеровского рва я встретил Белоцерковскую - маленькую, худенькую женщину лет тридцати. Когда гестаповцы бросили ее с двумя детьми в тюрьму, она была беременна третьим и родила уже в тюрьме. Соседка по камере попыталась оказать ей помощь, но немецкий охранник закричал: «Прекратить! Буду стрелять!»
Новорожденного у матери отняли и бросили в парашу, она вытащила его и спрятала.
Ее продержали в тюрьме девять дней. Кормили только солеными бычками, а детей - гнилой картошкой. Их мучила страшная жажда, но пить не давали.
Тюремщики издевались: «Жить вам осталось недолго, обойдетесь без воды».
Затем Белоцерковскую вместе с другими женщинами раздели, разули и повезли с детьми ко рву. Их выстроили возле ямы, раздались выстрелы. Белоцерковская упала в ров.
Придя в себя и увидев своих мертвых детей, она опять потеряла сознание. Поздно вечером очнулась, поцеловала детей и, высвободив ноги из-под трупов, поползла и деревню Багерово, оставляя на снегу пятна крови. Ее подобрал и спрятал старик-колхозник. По соседству с ним жили немцы. Рискуя собственной жизнью, он спас Белоцерковскую и жену коммуниста-партизана, которой тоже угрожал расстрел.
Теперь Белоцерковская бродила по рву в поисках своих детей. [82]
Тут же я встретил пожилого рабочего Ткачева из поселка Самострой. 28 декабря он и его брат вместе со всеми мужчинами поселка были схвачены немцами. Их повезли на расстрел. Когда раздался первый залп, Ткачев прыгнул в яму. Ночью он выбрался из рва и спрятался в селе Катерлез.
Я видел, как он со слезами бросился на обезображенный труп своего брата Максима, только что извлеченный из ямы.
Худенький мальчик в ватнике, ученик седьмого класса школы № 21, Изя Гофман разыскивал отца, мать и! двух сестер.
Вопреки приказу немцев, Изя не пошел с родными на Сенную, а скрывался долго у знакомых товарищей по школе. Но однажды он решил заглянуть в свою квартиру и в ней был схвачен полицейским, брошен в тюрьму, а затем вывезен на расстрел. При первом залпе он, так же как и Ткачев, прыгнул в яму и спасся. Ночью выбрался из-под трупов и до прихода наших войск скрывался в городе.
Глядя на ров и слушая рассказы очевидцев, бойцы, видавшие виды на фронте, содрогались и плакали.
На третий день после освобождения города пионеры обнаружили в какой-то квартире под кроватью немецкого городского голову Токарева. Он был арестован. При обыске у него нашли чемодан награбленных ценностей: золотые часы, бриллианты, золотые брошки.