— Бомбы сброшены хорошо, разрывы наблюдала сама. Сильный зенитный огонь.
Затем указывает по карте, откуда бьют зенитки немцев и вдруг улыбается, сузив глаза:
— Товарищ гвардии майор! Радость какая, сказать боюсь! Ведь, кажется, побежали фрицы. Наша артиллерия работает, и много ракет дают за передним краем.
Ракетами пехотинцы указывали цели «ночникам» и обозначали себя. Пилот второго самолета сообщает весть еще более радостную:
— Наши атакуют Керчь!
Третий самолет торопливо садится на дорожку аэродрома.
— Наши за Керчью!
Бершанская была подготовлена к этому. Она связывается со штабом, получает новые задачи. Ее воля чувствуется в каждом движении людей.
— А как, товарищ метеобог, будем ли мы летать всю ночь?
С севера на небо наползает туча. Но «метеобог» — молодой сержант-метеоролог отвечает:
— Будем!
— Конечно, будем! — улыбается Худякова.
В эту ночь она сделала на три боевых вылета больше, чем ее подруги. Я узнал об этом на следующий день. «У-2» поднял меня в воздух с аэродрома на Тамани, куда я больше не возвращался.
Первый раз на Керченском полуострове мы приземлились спокойно.
Керчь освобождена от немцев. Саперы с длинными щупами и миноискателями расползлись, как муравьи, по ее развалинам. И на остатках стен появились надписи: «Мин нет. Проверено. Исаев». По разбитому булыжнику лошади тащат гаубицу и пугливо косятся на воронки. Моряки осматривают знакомые места.
Вместе с войсками в Керчь возвращается жизнь. Вот первые керчане спешат к своим очагам. Бойцы, видавшие виды, и те покачивают головами: камня на камне нет.
А керчане, смеясь и плача от радости, говорят:
— Ничего, все построим!
Нет ничего сладостней возвращения. Идут керчане, останавливаются, чтобы перевести дыхание, и снова толкают тачки с вещами. Каждый дом — родной. Пусть разрушено, но родное — каждое место. Идут керчане мимо разбитых витрин, мимо школы-новостройки, в которой зашумит детвора. Как приятно об этом думать. В первую очередь жизнь им — детям. Дети — будущее наше.
…Улицы Керчи заполнены войсками. Ведут пленных. Они в ужасе таращат глаза: откуда столько танков, столько техники?
Тесно было войскам и технике на «крымском пятачке». Танки были зарыты в землю на высотах в нескольких ярусов. Крепко готовились десантники к наступлению.
И вот оно началось.
На холмистой равнине Керченского полуострова сгрудились хаты Новоселовки.
Когда рядовой Андрей Прохоров узнал, что вот эти хаты, между которыми несколько чахлых деревьев едва начали зеленеть, и есть Новоселовка, сердце его забилось чаще.
Вспомнил Андрей гвардии лейтенанта Черненко, своего погибшего командира. Почти год они воевали вместе и как-то даже жили в одной землянке.
Гвардии лейтенант Черненко был ранен при высадке десанта в Керчь. Пуля попала ему в грудь, и лейтенант, резко вздохнув, схватился рукой за рану и упал. К нему подбежал Андрей, подложил руку под спину командира, хотел приподнять. Но лейтенант, открыв глаза, успел только прошептать:
— Ты ко мне домой зайди, Прохоров. Обязательно. Слышишь? В Новоселовку…
— Слышу, — сказал Андрей.
У лейтенанта Черненко в Новоселовке были мать и сестра. Не раз он вспоминал о них при бойцах, говорил Андрею Прохорову.
После смерти лейтенанта Андрей воевал с думой о Новоселовке.
Во взвод прибыл боец — высокий, немного нескладный, с узловатыми крестьянскими руками — Иван Рябин. Он был кубанец, воевал на севере, а после ранения попал в Крым.
— Не везет мне с участками, — пожаловался он Прохорову. — Вот опять досталось брать Керчь. Другие идут по степу, а тут сопки да камни. Самое тяжелое дело.
Тогда Андрей рассказал ему о Черненко. У Рябина сын сражался на фронте. Выслушав рассказ Андрея, он долго курил крепкий табак, потом сказал:
— Жаль лейтенанта, а в Новоселовку непременно зайдем.
В ночь на 11 апреля оба бойца были обрадованы приказом о наступлении. После короткого удара артиллерии, пехота кинулась к немецким траншеям. Прохоров и Рябин вместе ворвались на позиции немцев. Рябин неистово стрелял из автомата.
Просвистела немецкая мина. Потом мины начали рваться чаще и чаще. Рябина контузило осколком, который попал в каску, но скоро он пришел в себя, снял каску, поглядел на вмятину. Встал.
— Это, брат, чепуха. Воевать еще можно!
Прохоров и Рябин вскочили на танк, и немецкие траншеи остались позади. В одном месте пришлось спрыгнуть с танка, Рябин бросал гранаты в немецкий окоп прямо через колючую проволоку. Снова рядом с треском разорвалась мина. Рябина ранило в голову, и он закрыл глаза от боли.