К нему подбежала маленькая светловолосая санитарка. И, увидев на глазах бойца слезы, испуганно спросила:
— Что ты? — Она никак не могла понять, почему этот большой человек плачет…
— Как же, — сказал Рябин, — горе какое! Эх, сестрица, сколько ждал-воевал, а тут ранило в самое время, когда вперед идти.
— И от этого горько? Так ведь пошли же наши вперед. Пошли, — говорила она, забинтовывая голову Рябина. И солдату стало легче.
…А Прохоров остался в бою и вот смотрел теперь на хаты Новоселовки.
Немцы из деревни бежали. Через пригорок проскочил наш танк, дохнув горячими парами бензина и пылью. Прохоров хотел вскочить на танк, как он сделал это на рассвете, когда брали Керчь, но удержался.
Он сбежал с пригорка к первой хате. Дверь распахнулась. Женщина в рваной косынке выскочила навстречу, кинулась к бойцу:
— Миленькие! Родненькие наши, пришли!
Андрей Прохоров — молодой боец. Он почувствовал себя неловко. Растроганно, стараясь говорить баском, произнес:
— Здравствуйте! Тут немцев не осталось ли где?
— Да нет. Где им тут! Кто повтикал, а кого побили. Хоть бы их больше глаза не видели.
— Не увидят больше, нет! — улыбнулся Андрей. И спросил:
— А где тут Черненки живут?
Женщина, услышав эту фамилию, закусила уголок косынки и покачала головой. Глаза ее наполнились слезами и все лицо как-то сморщилось.
— Нема их! — сказала она. — Угнали немцы. И мать и дочку.
— Вот как, — вздохнул Андрей и задумался.
— Может быть, тут девушка есть какая, что знала лейтенанта? — спросил он женщину.
— Миленький! — ответила она. — У нас девушек зовсим нема, ни одной не осталось. Угнали всех чисто немцы…
И не выдержала вдруг, зарыдала.
Потом позвала бойца в хату, но Прохоров резко отвернулся и побежал к пыльной дороге, где шли бойцы его взвода, мчались танки, тракторы, лязгая гусеницами, тянули тяжелые пушки.
В обочной канаве валялись три немца, раздавленных танком. Рядом лежала на боку немецкая пушка с согнутым щитом. Прохоров спешил. Бесконечные колонны пленных тянулись ему навстречу. И глядя на все это, Прохоров прошептал:
— Так им и надо!
По Южному берегу
16 апреля. Я никогда не забуду Ялты-красавицы, цветущей, как сад. Город заполнен народом, ликует, шумит. По крутой Аутской улице торопливо идут к домику Антона Павловича Чехова. И неожиданно вижу белый листок, маленький белый листок в черной траурной рамке:
«17 апреля в Ялте состоятся похороны подполковника Малышева, павшего геройской смертью в боях за освобождение советского Крыма от немецких захватчиков».
Малышев! Вчера я встречался с ним.
Читая в светлый день освобождения Ялты черные строчки траурного листка, я вспомнил его — невысокого, скромного человека в кожаной куртке, командира танкового полка, которого все любили за душевность и храбрость.
Мы сидели в Алуште на крылечке домика, затерявшегося в тесных улицах. Был вечер. Подполковник Малышев ужинал, расстелив на коленях газету. Он спешил, привал был короткий. Но все же подполковник хотел, чтобы я побольше узнал о его танкистах. Он рассказывал, а я исписывал листки блокнота, над которым ординарец подполковника держал капризничавший карбидовый фонарь.
Танки — гроза врага. Танки — наша гордость. Не раз будут вспоминать жители Феодосии, Судака и Ялты запыленных танкистов, которые промчались на своих грозных машинах по Южному берегу первыми вестниками свободы.
Танки начали преследовать врага сразу же, как только была пробита брешь в немецкой обороне под Керчью. Экипажи точно выполняли приказ подполковника Малышева:
— Не останавливаться! Рассекать части врага, не давать им собираться. Вперед и вперед!
Мастерство танкистов — быстрота и маневр. Танкисты подполковника Малышева показали, как стремительно и внезапно могут они появляться и нападать. Близ селения Султановка я видел у дороги орудия, брошенные немцами. Рядом стояли грязные грузовики со снарядами и военным имуществом.
В Султановке — несколько самоходных немецких пушек, огромные склады с боеприпасами, продовольствием, горючим. Танковые роты капитана Белова и старшего лейтенанта Шаповалова обошли Султановку, заставив бежать врага.
Это маневр.
А быстрота, с какой танки шли вперед?..
12 апреля. Вторая ночь наступления. Я еду в машине, которая везет горючее танкистам. В кабине жарко, дьявольски хочется спать.