Разбросаны перекрытия блиндажей, бревна стоят торчком. Их переплели куски колючей проволоки. Через траншею перекинут мост.
— Видно, здесь артиллеристы уже прокатили пушки?
— Конечно.
Грохот доносился из-за нагромождения развалин, откуда-то из глубины города.
В траншее мы увидели несколько трупов немцев, не тронутых ни осколками, ни пулями. Они сидели у стен траншей, запрокинув головы. Кровь, вытекшая из ноздрей и ушей, засохла на грязных лицах.
— Это от грохота, славная была подготовочка!
Бой шел в городе. На освобожденных улицах было пустынно. Где жители Керчи? Те, что скрывались в катакомбах Аджи-Мушкая, еще не могли вернуться к своим жилищам.
А страшный Багеров ров, где мертвые дети лежали в объятиях мертвых матерей? Семь тысяч людей, расстрелянных немцами в 1941 году и найденных в этом рву были жителями Керчи. Они никогда в нее не вернутся.
Всюду развалины, ни одного целого дома — с крышей, окнами, крыльцом, дверями. Немцы разрушили и опустошили Керчь, которая тысячи лет стояла на берегу пролива.
Как разрослась Керчь под ясным советским солнцем! Керченский гигант-завод давал Родине полмиллиона тонн металла в год. Недра каменистого полуострова хранят богатейшие запасы руды.
И вот пришли варвары, превратили город в руины… Но уже тогда, в боях, мы знали, что Керчь будет возрождена.
…Немцы почти во всех домах Керчи расставили пулеметы. На улицах были позиции батарей. Штурмовать такой город значило — вслед за гранатами врываться в окна зданий, заскакивать в проломы стен с решимостью вцепиться горло каждого немца, который попадет под руку.
И вот дома Керчи, изрытые пулями, как оспой, труп немцев на порогах, трупы немцев в комнатах, в коридорах, в кухнях. Трупы немцев на улице Ленина, на улице Кирова…
На набережной, над двумя домами Керчи реяли наши флаги — морской, с голубой полоской и звездой, и красный, установленный рукой пехотинца.
Здесь соединились красноармейцы, прорвавшие оборону немцев под городом, и десантники-моряки майора Старшинова. В разгаре боя пришла весть о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Его бойцы отличились при взятии Новороссийска. Теперь они штурмовали Керчь.
…Алексей Нестеренко, старший краснофлотец, лежал за слепком камней, вывернутым снарядом из какого-то дома и отброшенным на мостовую. Широкоплечий, рослый, он с трудом помещался за своим случайным укрытием.
Глаза Алексея смотрели вперед, на дзот у перекрестка улиц, еще занятых немцами. Черная амбразура приковала взгляд Алексея.
Кровь горела в висках. Не прошло еще возбуждение от боя, который краснофлотцы только что провели на берегу.
Там Алексей Нестеренко убил двух немцев в траншее.
Потом, тяжело дыша, он бежал по улице и не видел, но знал, что где-то близко должен быть его друг краснофлотец Король. Снаряды с протяжным шелестом перелетали улицы и рвались то рядом, то далеко, глухо.
Нестеренко считал, что раз он и Король попали на эту улицу, то на них лежит ответственность за то, чтобы здесь не уцелел ни один немец, чтобы вот это обгоревшее здание с черными окнами без рам и белый домик с виньетками, у входа в который валялась кровать, вновь стали нашими, чтобы сюда вернулись советские люди и жизнь.
…«Где же Король, в конце концов?» — подумал Нестеренко, не отрывая глаз от амбразуры. — «Ах, вот он». Он кричит с другой стороны улицы:
— Алеша!
Король успел вскочить в подъезд серого здания, исклеванного снарядами. Значит, он видит своего друга, они вместе.
За домами слышны автоматные очереди: наши идут вперед. А эта вражеская пулеметная точка преградила путь. Нет, он может… он сможет уничтожить дзот!
Алексей вставил запал в гранату и пополз к черной амбразуре. Казалось, все окна обернули к нему пустые глазницы. Из одного окна, затаив дыхание, следил за другом краснофлотец Король.
Нестеренко полз к дзоту по булыжникам, потому что не было другого пути, а он хотел во что бы то ни стало уничтожить пулеметную точку врага. Король стал стрелять из автомата по амбразуре.
Когда Алексей вскочил перед дзотом, рядом с визгом разорвалась немецкая мина. Нестеренко покачнулся, и успел бросить гранату в дверь дзота.
— Алеша! — тревожно спросил Король, подбежав к товарищу. — Ты ранен?
— Это ничего, — ответил Нестеренко. — Сделал?..
Два немца лежали в траншее. Трое вылезли из дзота с поднятыми руками.
На улице стало тихо.
— Наша улица! — сказал Нестеренко.
— Наша…
Он подумал о людях, которые вернутся сюда. Керчане показались Алексею особенно родными и близкими, оттого что он, Нестеренко, со своим товарищем изгнал отсюда врага, навсегда.
Это чувство испытывали все бойцы. Это чувство испытывал человек, шагавший по городу с окровавленной повязкой на глазах. Я увидел его — старшего лейтенанта Пролетарского, раненного в оба глаза, уже на окраине Керчи. Боец вел его в медсанбат.
Старший лейтенант шел молча, и боец старательно обводил его вокруг воронок и камней. Вдруг офицер остановился и спросил:
— Далеко еще?
— Далеко, товарищ старший лейтенант, — сокрушенно ответил боец и подумал: ведь мы так медленно идем!
Но лицо старшего лейтенанта озарилось неожиданно светлой улыбкой.
— Хорошо, — сказал он, — значит, много мы отбили уже у немцев!
ОТ КЕРЧИ ДО МЫСА ХЕРСОНЕС
Так наступают армии прорыва
Потоком стали, мести и свинца…
И видит мир, как светел штык бойца,
Как русская граната справедлива,
Убийцу добивая до конца!
МОСКВА САЛЮТУЕТ
войскам Отдельной Приморской Армии, перешедшим в наступление —
11 апреля 1944 года — в честь освобождения КЕРЧИ,
13 апреля 1944 года — в честь освобождения ФЕОДОСИИ,
16 апреля 1944 года — в честь освобождения ЯЛТЫ,
войскам 4 Украинского фронта и Отдельной Приморской Армии —
9 мая 1944 года — в честь освобождения СЕВАСТОПОЛЯ.
11 апреля
Ночью 10 апреля я был на площадке аэродрома ночных бомбардировщиков. Здесь находился полк, которым командовала гвардии майор Бершанская. Девушки-летчицы всю зиму летали бомбить позиции немцев в Керчи и на полуострове. Стужа и бураны не останавливали летчиц. Они были всегда веселыми и этим поддерживали себя и друг друга, потому что тяжела и опасна работа «ночника». Во тьме самолеты после разгрузки в Крыму садились на свою площадку, над которой пролетал порывистый ветер с моря, пенил воды таманских лиманов и уносился за невидимые сопки.
Девушки вылезали из кабин, снимали мохнатые перчатки, обтирали щеки руками, ожидая, пока техники подвесят новые бомбы. Гвардии майор Бершанская принимала доклады и при свете электрического фонарика над развернутым планшетом давала задания пилотам, вглядываясь в карту полуострова.
Здесь всю ночь кипела напряженная боевая жизнь. И лишь на рассвете в маленьких домиках, выщербленных соленым ветром, усталые летчицы засыпали, как убитые. На аэродроме у какого-нибудь бомбардировщика работали только техники. Легкие боевые машины стояли огромным полукольцом на ровном степном просторе. Подпрыгивая, катились через него шары сухой травы перекати-поле.
Ночь десятого апреля началась обычно, хотя настроение было приподнято у всех. Все знали, что 4-й Украинский фронт прорвал оборону немцев на Перекопе, что Красная Армия освободила Одессу. Это сообщение получили по радио перед вылетом первого самолета.