А. Е. Кузнецов, партизан Молвотицкого партизанского отряда Ленинградской области.
— Останешься на месте, войдешь в доверие к немцам, подберешь в помощники надежных, связь будешь держать с моим отрядом. В общем, старей, дядя Егорыч, обрастай бородой… Документы получишь подходящие!
В сентябре фашисты оккупировали район. Не успели комендант и начальник гражданской полиции развернуть свою службу, как пожаловали к ним «ходоки»:
— Безвластие у нас тут. А мы мужики работящие — трудиться желаем.
Комендант обрадовался:
— Гут, рус Иван. Гут. Карашо.
Сход прошел как надо: сельскими старостами выбрали надежных людей, а старшим из них «протащили» Кузнецова. Все «работящие, желающие трудиться» вскоре получили настоящие немецкие документы. Теперь руки были развязаны — по району можно было ездить свободно.
Первым делом Александр Егорович и его товарищи вывезли в лес весь семенной фонд. Спрятали там же и собранное по району оружие. Лишь по револьверу оставили себе да по гранате-«лимонке»: могут пригодиться. А потом собирали разведывательные данные, и Егорыч — так звали обросшего бородой Кузнецова — переправлял их в Молвотицкий партизанский отряд.
По ночам к нему в деревню Замошье, перебираясь из леса через реку Полу, приходили и сами партизаны: второй секретарь райкома партии Николай Иванович Алексеев, председатель райисполкома Сергей Степанович Рыжов, начальник районного отдела НКВД Николай Иванович Пахомов, заведующий районным земельным отделом Илья Иванович Веселов, председатель промысловой артели Петр Агафонович Горячев, парторг Молвотицкого леспромхоза Григорий Иванович Ефимов, директор местного льнозавода Константин Сергеевич Цуков и другие.
Всегда добрыми и нужными были эти встречи: Кузнецов получал выпускавшиеся партизанами листовки и газеты, новые задания; командование — ценные сведения о противнике.
Однажды Петр Агафонович Горячев, начальник штаба отряда, пришел не один — с пятью мужчинами и двумя девушками. А с ними партизан Сергей Прохоров и местный лесник — проводник Иван Кузьмин.
П. А. Горячев, начальник штаба Молвотицого партизанского отряда Ленинградской области.
— Александр Егорович, армейским товарищам, — Горячев показал на незнакомцев, — необходимо как можно быстрее выйти в советский тыл. У них разведданные для командования. Какой путь безопаснее?
— В районе три новых немецких гарнизона. В Корзах — постоянная засада. Обходите Намошье справа, лесом. Мимо Адоева к озеру Стерж и прямо — на Осташков. Самое надежное.
Распрощались. А утром послышались на крыльце чужие шаги: с каким-то металлическим пристукиванием.
— Кузнецов!.. Где партизаны?
— А почем мне знать? Сюда не ходят, меня тоже к себе не зовут. Таким путем. А вот начальник полиции — тот, должно быть, знает. У него служба такая.
— Одевайся. Поедешь с нами.
Приезд Пученкова с двумя эсэсовскими офицерами и карательным отрядом в двести человек не сулил ничего хорошего.
Ничего не поделаешь. Надо подчиниться «новым властям». Стал надевать шубу, сунул руку в карман — и волосы в бороде зашевелились: в кармане пачка партизанских листовок, в которых говорится: «Остерегайтесь Пученкова! Он — враг». Не успел еще Егорыч эти листовки раскидать в назначенных местах.
Поехали в сторону Намошского леса. Пученков сыпал вопросами:
— Энкавэдэшника Пахомова когда видел?
— Давненько. Когда справку получал об освобождении из колонии. Таким путем.
— А Веселова?
— С тем мне вообще не по пути. Просил отобранный земельный участок вернуть — не дал. Ну и послал я его, куда Макар телят не гонял. Таким путем.
Простачком-незнайкой прикидывался Егорыч, сдабривая, как обычно, свою речь привязавшимся к языку «таким путем». Зная эту его особенность, односельчане даже окрестили Егорыча «Борода — таким путем».
Меткое прозвище звучало как своеобразная особая примета. Скажут бывало: «Борода — таким путем» просил зайти вечером — все знали, что надо прибыть именно к Александру Егоровичу Кузнецову.
Ехали долго. Понял Егорыч — фашисты ищут следы партизан. И вдруг прикинул: бахнут партизаны из засады, — что будет? Свинец не разбирает, кто чужой, кто свой…
От этой мысли закурить захотелось. Сунул руку в карман, чтоб для самокрутки бумагу достать, и опять словно на ежа наткнулся: листовки там. Поборол волнение и вспомнил, что в кармане есть и немецкая газетенка, которую фашистские писаки выпускали в городе Дно. Бумага была гладкая, толстая — на раскурку не годилась. Но тут пришлось… Стал Егорыч искать ее на ощупь, отделил незаметно от листовок, вытащил.