Наблюдали дозорные долго. Потом решили проползти немного вперед, получше разглядеть, что делают фрицы в деревне. Увидели, как по дороге пронеслась крытая брезентом автомашина. Прошел небольшой обоз. За деревней по полю ходили солдаты и что-то искали: наверное, спрятанное крестьянами добро.
Вдруг почти рядом раздалась автоматная очередь. Вася вздрогнул.
— Тикай! — услышал он и бросился за товарищем.
Вокруг свистели пули. Ветки кустарника больно хлестали по лицу. У толстой осины партизан зашатался и упал.
— Что с тобой, дядя? — с тревогой спросил Вася.
— Ногу задело, — ответил партизан.
— Мы, кажись, забрали в сторону… Вот беда-то, — вздохнул мальчик. — Давай подсоблю, потопаем помаленьку.
Васятка подставил плечо, и они оба заковыляли по направлению к отряду. Пройдя метров сто, услышали треск сучьев. Пригнулись, замаскировались: прямо на них шли три гитлеровца с автоматами.
— Тс-с… глянь-кось! — зло процедил сквозь зубы Вася.
Фашисты, очевидно, заметили их, залегли и открыли стрельбу.
— Дай-ка сумку — там лежит граната.
Впопыхах парнишка не сразу нашел ее.
— Вот она, будь ты неладна!
Партизан взял ее, размахнулся и метнул. Раздался взрыв.
Васятка и партизан поползли дальше, но снова наткнулись на немцев. Когда во время перестрелки сзади партизан разорвалась граната, Васю откинуло в сторону. Едва он открыл глаза, увидел у ветвистого дерева лежащего неподвижно своего старшего товарища. В этот момент гитлеровцы навалились на мальчика, скрутили руки и повели к офицеру.
Обер-лейтенант смерил пленника строгим взглядом и расхохотался.
— Партизан? Ха-ха!.. Посмотрите на этого поросенка, — обратился он к переводчику. — Клейне руссише швайн.
Вася стоял раскрасневшийся и от злости, и от бессилия, и от смущения. Сначала смех офицера совершенно ошеломил его, но Васятка тут же пришел в себя и, глядя в упор, произнес:
— Что от меня надо? Я ничего не знаю.
— Тебя надо повесить, как юного бандита и разбойника. Да жаль твою бедную муттер. Она будет плакать…
— Ты мою мамку не тронь. — Вася вспомнил ее лежащей вместе с другими расстрелянными жителями деревни.
— Послушай, щенок! Нам некогда с тобой разговаривать. Или ты укажешь, где база партизан, или я повешу тебя вот на этом суку, — офицер показал рукой на высокое дерево.
— Я не знаю, где они.
— Врешь, молодые парни все знают.
Свистнула плеть и обожгла Васину спину. Он закусил губы.
— Паршивец! — заорал офицер и еще раз стеганул плетью.
От боли и обиды у Васятки навернулись слезы. Решение пришло сразу:
— Не бейте, дяденька офицер, я все скажу. — Вася заревел, давясь слезами.
— Ну! — гаркнул гитлеровец.
— В лесах… у деревни… — мальчик на мгновение замолчал, придумывая название, — Фекино. Я могу провести.
— Гут. Давно бы так, — обрадовался обер-лейтенант. — Отведите его в землянку, — приказал он солдатам.
На следующий день Вася повел вражескую колонну. Ее командир шел рядом, временами приставляя к глазам бинокль.
— Еще далеко? — тыкал он Васю в бок.
— Скоро, господин офицер.
Рубаха под накинутой на худенькие Васины плечи старой фуфайкой висела рваными клочьями, едва прикрывая спину в ссадинах и кровоподтеках.
Солнце припекало, но воздух был еще прохладен. Тело мальчика покрылось гусиной кожей. Скуластое лицо с маленьким носиком и лихорадочно горящими глазами выражало возбуждение и тревогу.
Вася нервно перебирал руками лоскут рубахи. Глаза его бегали по сторонам.
— Если обманешь, зажарю на огне, как цыпленка, — услышал он угрожающий голос сбоку.
— Будьте уверены, найдете!..
Вот подошли к деревне. К ней вела узкая дорога.
— В деревню не надо, надо идти по проселку. — Собственный голос показался Васе чужим.
Дорога удалялась к лесу. Вперед можно было видеть на целый километр.
У мальчика подкашивались ноги. Волнение достигло крайних пределов.
— Где? — раздраженно спросил немецкий лейтенант.
— Чуть подальше! — пробормотал Вася и вдруг заметил, как среди ветвей кустарника что-то сверкнуло и исчезло.
Еле заметная страдальческая улыбка на миг искривила рот. Он на секунду остановился, набрал полную грудь воздуха и во всю силу мальчишеских легких закричал:
— Стреляйте по фашистам! — и тут же упал наземь.
Разом заговорили два пулемета и шесть автоматов. Только нескольким гитлеровцам удалось уйти.
Александр Петров подскочил к все еще лежащему парнишке: