Телефонный звонок из Ленинграда разбудил Гордина поздней ночью. Василий Порфирьевич, допоздна занятый делами, спал в своем кабинете на двух составленных рядом креслах, не раздеваясь, только чуть расстегнув воротник гимнастерки. Быстро поднявшись, Гордин взял трубку. Звонили из Ленинградского штаба партизанского движения, который возглавлял секретарь областного комитета партии Михаил Никитич Никитин.
Переданному сообщению Гордин был рад: обком ВКП(б) и партизанский штаб облегчили его задачу — разрешили придать Пятой бригаде еще несколько районных партизанских отрядов, созданных местными райкомами партии в самом начале войны. Это бесспорно ускоряло ее формирование.
С. И. Павловский, партизан отряда «Храбрый».
Не успели партизаны-пестовцы обжиться в одном из кирпичных домов неподалеку от райвоенкомата, заделать фанерой оставшиеся без стекол окна, как рядом, в пустовавшем доме, появились незнакомые люди, с винтовками-трехлинейками, в черных форменных шинелях. Пестовцы, одетые в добротные белые полушубки, вооруженные автоматами, с любопытством поглядывали на соседей-новичков.
Один из них, видно тоже из любопытных, поприветствовал первый:
— Здорово, красавчики! — Он явно намекал на внешний вид. — С каких краев и каким ветром занесло?
— Из Пестова. Слыхали про такой стольный град? — раздался звонкий девичий голосок.
— Слыхал. Почти земляки. На одном солнце портянки сушим. А мы из Бологого. Железнодорожники, стало быть… Александр Николаевич Валов, — сказал говоривший. — А это друг мой — Спиридон Иванович Павловский.
Собеседницами Валова и Павловского были Катя Докучаева и Зина Миронова, одинаково одетые и подпоясанные широкими ремнями, на пряжках которых Валов разглядел непонятные слова. После того как девчата представились, Александр Николаевич спросил:
— А что это за бляхи у вас? Не то по-турецки, не то по-немецки выведено?
— Трофейные. В одном из боев под Тосно достались. Осенью, когда с карателями дрались. А написано здесь: «С нами бог».
Докучаева улыбнулась:
— Только хоть на бога и надеются, он их все равно не спасает.
И словно в подтверждение своих слов опустила руку в карман полушубка и достала отливавший вороненой сталью пистолет «вальтер».
— И это трофей. А вы, товарищи, в каких местах воевали? — спросила уже другим, деловым тоном.
— Не пришлось еще, девчата, — ответил Павловский. — Только собираемся. До сих пор были в истребительном батальоне.
— Может, вместе… — начала Миронова, но ее прервал строгий голос:
— Миронова и Докучаева! Через пять минут выход на лыжную тренировку!
Валов и Павловский повернулись в сторону говорившего.
— Наш командир — старший лейтенант Павлов, — тихо сказала Катя. — Под его началом мы полгода ходили по тылам врага.
— Строгий, — добавила Зина. — Лыжник хороший. Наездник лихой. Кто в седле сидеть не умеет, тому от нашего Андреича достается.
Распрощавшись, девушки побежали в дом за лыжами.
— Видал, Спиря, какие геройские красавицы! — заметил Валов Павловскому. — Не смотри, что ростом и годками не вышли.
— А командир у них какой! Кавалерист, видать. По походке чую. И уже в тылу побывали. Опытные. Ну да теперь и от нас это не уйдет.
История Бологовского отряда железнодорожников — будущих партизан — начиналась так.
Теплым летним вечером первого года войны в Бологое прибыл поезд. На перрон вышел плотный, небольшого роста капитан. Это был Никита Петрович Буйнов, служивший в Белоруссии на границе, а затем направленный по распоряжению Калининского областного управления НКВД в Бологое, где создавался истребительный батальон для борьбы с вражескими парашютными десантами, для помощи железнодорожникам в ликвидации последствий вражеских бомбежек.
Капитан поднялся на пешеходный мостик через пути, огляделся вокруг. «Досталось порядком…» — подумал он, увидев сгоревшие здания станционного поселка, следы недавней бомбардировки города, исправленные на скорую руку железнодорожные пути. Затем направился к военному коменданту, однако того на месте не оказалось. Постучал в дверь с табличкой «Дежурный по вокзалу».
— Сюда нельзя. Разве не видите надпись «Посторонним вход воспрещен»? — сказал Александр Николаевич Валов, решительно остановив пролезавшую было в дверь фигуру военного.
— Мне по очень важному делу.
— Сказано же — нельзя, товарищ капитан. Время военное. Вы мешаете работать. — Затем все же посоветовал: — В крайнем случае могли бы подойти к окошку.