Подрывники в своих «походах за эшелонами» нередко становились и разведчиками. Им удавалось добывать ценные разведданные. В районе станции Вязье партизаны обнаружили вражеский аэродром. Провели тщательную разведку и установили, сколько на аэродроме самолетов, каких типов, где расположены дома летного состава и казармы обслуживающего персонала, бензохранилища, склады бомб. Все это нанесли на схему, доставили в штаб. Поскольку на самом аэродроме диверсию провести не удалось — слишком усиленной была его охрана и особо сложной система сигнализации, — добытые разведывательные данные были переданы на Большую землю.
Война на рельсах.
Однажды подрывникам повезло вдвойне. На железнодорожном участке Дно — Старая Русса они пустили под откос воинский эшелон из двадцати четырех вагонов. Можно было бы спешить в отряд, но неподалеку стоял на лугу немецкий самолет «хейнкель», с черно-желтыми крестами на фюзеляже и крыльях, со свастикой на хвостовом оперении. Его заметили еще вчера, когда подходили к «железке». Ребята решили подобраться к нему во что бы то ни стало.
Около «хейнкеля» никого не оказалось, экипаж и охранники, услышав взрыв и стрельбу на железной дороге, сбежали в казарму железнодорожного поста на переезде (позднее об этом сообщил стрелочник, помогавший партизанам добывать сведения о результатах диверсий).
Подрывники подползли к самолету и подожгли его. В отблесках разгоревшегося пламени они поспешили к лесу… Теперь — скорее домой, к своим.
«Бабий бунт»
Как выяснили через некоторое время партизаны, на совести старосты села Волчье было не одно черное дело. Он исправно служил гитлеровцам, ретиво исполнял их приказы, аккуратно доносил на советских патриотов.
— Посмотрите на меня, ребята. Похож я на женщину или нет? — спросил Егоров. Он был тщательно выбрит и теперь прихорашивался перед зеркалом. — Где тут еще подложить, чтобы сделать фигуру?
— Много не подкладывай, — ответила ему Надя Петрова, двадцатидвухлетняя учительница из Молвотиц, — а то потеряешь…
Командир «Храброго» Павлов, провожая партизан в путь-дорогу, напутствовал их:
— Смотрите, идете на ярмарку, значит, хорошо гуляйте и веселитесь. Не балуйтесь — ведите себя серьезно, с достоинством. С возвращением не задерживайтесь, буду волноваться. Ну, ни пуха…
— К черту, к черту! — раздались в ответ мужские и женские голоса.
— Не ругайтесь! Девушкам не к лицу.
Надя Петрова, Крылов, Егоров и Николай Никитин, одетые в длинные юбки, повязали головы косынками, взяли кошелки и направились в село Волчье.
Староста отдыхал после сытного обеда и стакана солдатского шнапса. Приятную дремоту прервал стук в стекло. Он открыл глаза: на улице стояла миловидная девушка лет двадцати.
— Могу я видеть старосту?
— Сейчас открою. Входи.
Надя Петрова присела, поставила на лавку кошелку и вытащила из нее деньги:
— Нельзя ли через вас керосинцу да мыла купить?
— Погоди, занавески задерну, тогда потолкуем.
Подошел к окну — и не поверил своим глазам: на него глядела женщина… с пистолетом в руке. Бросился к другому — то же самое: вроде крестьянка, но правая рука на кобуре. Почуяв недоброе, заметался из угла в угол, забыв про гостью, бросился к двери мимо Нади, но в сени ввалились женщины и окружили старосту.
— Что вы, бабы, что вы! Никак ошалели? Да пустите, бросьте шутки! — он говорил трусливым голосом.
— Не шутки это, господин староста! — прозвучал твердый и неженский голос. Николай Никитин, руководитель операции, скомандовал: — Руки вверх! Выходи! Больше не сможешь предавать советских людей!
Разведчики хорошо справились с ролью девушек. Только Надюше Петровой играть роль не пришлось: она была сама собой — советской партизанкой-комсомолкой.
Верность присяге
Каратели рыскали по деревням, искали партизан, жестоко расправлялись с теми, кто им помогал. Деревушку Севера, где находился отряд «Боевой», гитлеровцы окружили плотным кольцом. Бой был жарким. И хотя партизан насчитывалось во много раз меньше гитлеровцев, до вечера населенный пункт был в их руках. С наступлением темноты командование разрешило отойти в лес, в недавно оборудованный Павловским лагерь.