Когда расположились в нем и произвели проверку личного состава, выяснилось, что нет двоих. Васю Иванова последний раз видели отстреливавшимся от наседавших карателей, его напарника — заряжавшим автоматный диск. Больше никто о них ничего не знал.
Неизвестность всегда хуже самой горькой правды. Через несколько дней командование послало в Северу группу разведчиков во главе с Орестом Юхановым.
Первым, кто встретился Юханову, был хозяин дома, у которого не раз останавливались разведчики. Он обрадовался, увидев юношу:
— Орестушка, дорогой! Жив, значит! Очень рад, очень рад видеть.
— Здравствуйте, дядя Миша! И я рад видеть вас в полном здравии. Немцы давно ушли?
— А сразу после боя. Побуйствовали, пограбили и отбыли, будь они прокляты. А как над вашими-то измывались!
— Погоди, дядя Миша, погоди. Сам видел или наслышан от кого?
— Слыхал, знамо дело. Сам-то я во время боя раненых отвозил к оврагу, в санчасть. А это опосля Федотыч всей деревне сказывал о тех двоих.
— Пошли к нему!
Страшным был рассказ очевидца, пожилого северского крестьянина.
Только заняли фрицы деревню, в дом к Федотычу вбежал какой-то офицер, сел на лавку, обхватил голову руками. Потом приказал: «Подать скорее воды!»
Дал ему Федотыч кружку и спрашивает: «Что случилось, господин офицер?» По-русски говорил он плохо и поначалу показал на пальцах: мол, было много, стало мало. Солдат их. После, знать, спохватился и как гаркнет: «Пшоль вон, русски швыня!»
Ушел Федотыч за перегородку. Притих. Чего, думает, на глаза лезть! Еще пристрелит. Вскоре пришел солдат, что-то сказал и убежал. Появился еще один офицер. Они сели к столу в горнице, залопотали по-своему. Вдруг, видит в щелку, тащат двоих партизан — пораненных, покалеченных. Один еще мог немного стоять. Поздоровее был. Другой, как солдаты отпустили, повалился на пол. Начали допрос. Второй офицер — за переводчика.
«Кто такой? Имя, фамилия?»
«Не все ли равно?»
«Отвечай, бандит! Тебе велит офицер великой Германии».
«Не бандит я. Понял? Иванов моя фамилия — ясно? А Ивановых в России мильоны! Не чета вашей великой».
«Молчать! Ты стрелял в солдат фюрера. За это — смерть!»
«Не пугай! Ивановы за Родину умирать не боятся».
«Дурак, смерть — это вечно. Это земля. Черная вечная ночь. Зачем тебе, Иванов, ночь? Ты можешь жить и работать. Ты есть рабочий, большевик?»
«Не все ли равно?»
«Отвечай!»
«Беспартийный я. Но с большевиками заодно — против вас, фашистов, за Родину».
«Где жил до войны?»
Вася почему-то опустил голову, грустно вздохнул, будто вспоминал что-то.
«Говори!»
«В тюрьме жил. Вот где. Вор я, уголовник. Понятно?»
Переводчик быстро заговорил с обер-лейтенантом по-немецки. Тот с любопытством посмотрел на партизана и достал сигарету. Переводчик подал ее Иванову.
В отряде знали, что Вася — сирота-беспризорник. В одной из воровских шаек ему пообещали все — и деньги, и славу, и легкую жизнь. А потом пригрозили: не будешь с нами — убьем. Юнец украл раз, другой. На третий попался. Суд, лишение свободы, лагерь… Как он проклинал себя! В работе на лесозаготовках был сноровист, не «сачковал», — ему казалось, что в неуемном труде забывается стыд, горе, скорее приближается окончание срока. Лагерное начальство назначило его помощником десятника.
И вдруг война! Он даже не поверил, что его досрочно выпускают на свободу. Но это было так. Со справкой об освобождении из заключения двадцатилетний парень появился у знакомых, в прифронтовой зоне. Тут и прослышал о добровольцах-партизанах. Его приняли в Пестовский отряд. В первых же боевых операциях он показал себя выносливым, до дерзости отчаянным. Александр Макарович Никитин охотно брал его в разведку. В бою за Северу Вася прикрывал отход товарищей и не смог уйти с ними, получив несколько ранений…
«Обер-лейтенант удивлен, что ты, Иванов, служишь большевикам, посадившим тебя в тюрьму. Они — изверги. Ты должен им отомстить».
«Зря намекаете! Не выйдет!»
«Пойми, Иванов. Ты сидел в тюрьме, тебя можно помиловать, раз большевики заставили воевать против великой Германии».
«Никто не заставлял — я сам хотел воевать за Родину…»
«Громкие слова говоришь! Отвечай: где твой отряд, сколько человек и оружия? Мы отпустим тебя к ним, если захочешь. Подумай».