Трамвайный романс
В стране гуманных контролеров
я жил — печальный безбилетник.
И, никого не покидая,
стихи Иванова любил.
Любил пустоты коридоров,
зимой ходил в ботинках летних.
В аду искал приметы рая
и, веря, крестик не носил.
Я ездил на втором и пятом[19],
скажи — на первом и последнем,
глядел на траурных красоток,
выдумывая имена.
Когда меня ругали матом —
каким-нибудь нахалом вредным,
я был до омерзенья кроток,
и думал — благо, не война.
И, стоя над большой рекою
в прожилках дегтя и мазута,
я видел только небо в звездах
и, вероятно, умирал.
Со лба стирая пот рукою,
я век укладывал в минуту.
Родной страны вдыхая воздух,
стыдясь, я чувствовал — украл.
Соцреализм
1.
Важно украшен мой школьный альбом —
молотом тяжким и острым серпом.
Спрячь его, друг, не показывай мне,
снова я вижу как будто во сне:
восьмидесятый, весь в лозунгах, год
с грозным лицом олимпийца встает.
Маленький, сонный, по черному льду
в школу вот-вот упаду, но иду.
2.
Мрачно идет вдоль квартала народ.
Мрачно гудит за кварталом завод.
Песня лихая звучит надо мной.
Начался, граждане, день трудовой.
Всё, что я знаю, я понял тогда —
нет никого, ничего, никогда.
Где бы я ни был — на чёрном ветру
в чёрном снегу упаду и умру.
3.
«…личико, личико, личико, ли…
будет, мой ангел, чернее земли.
Рученьки, рученьки, рученьки, ру…
будут дрожать на холодном ветру.
Маленький, маленький, маленький, ма… —
в ватный рукав выдыхает зима:
Аленький галстук на тоненькой ше…
греет ли, мальчик, тепло ли душе?»
4.
Всё, что я понял, я понял тогда —
нет никого, ничего, никогда.
Где бы я ни был — на черном ветру
в черном снегу — упаду и умру.
Будет завод надо мною гудеть.
Будет звезда надо мною гореть.
Ржавая, в чёрных прожилках, звезда.
И — никого. Ничего. Никогда.
От самого сердца
Заозерский прииск. Вся власть — один
презапойный мусор. Зовут Махмуд.
По количеству на лице морщин
от детей мужчин отличаешь тут.
Назови кого-нибудь днем «кретин» —
промолчит. А ночью тебя убьют.
А обилие поселковых шлюх?
«Молодой, молоденький. О, чего
покажу». «Мужик-то ее опух —
с тестем что-то выпили, и того».
Мне товарищ так говорит: «Я двух
сразу ух». Ну как не понять его?
Опуститься, что ли? Забыть совсем
обо всем? Кто я вообще таков?
Сочинитель мелких своих проблем,
бесполезный деятель тихих слов.
«Я — писатель». Смотрит, как будто: съем,
а потом хохочет. Какой улов.
Ах, скорей уехать бы, черт возьми.
Одиссея помните? Ах, домой.
Сутки ехать. Смех. По любой грязи.
Чепуха. Толкай «шестьдесят шестой»[20].
Не бестактность это, но с чем в связи,
уезжая — нет — не махну рукой?
«Фонтанчик не работает — увы!..»
Фонтанчик не работает — увы! —
уж осень, но по-прежнему тепло,
В сухую чашу каменные львы
глядят печально — битое стекло,
газеты, чьи-то грязные бинты,
окурочки, обертки от конфет,
нагая кукла, старые листы,
да стоит ли — чего там только нет.
Глядят уныло девять милых морд
клыкастых, дорогих лохматых грив.
Десятым я сажусь на этот борт —
наверное, заплакал бы, но ни в
одном глазу, — а ветер теребит,
как будто нищий, что-то из рванья.
Так и сидим — довольно скверный вид,
скажу я вам, мой ангел, — львы да я.
Музыкант и ангел
В старом скверике играет музыкант,
бледнолицый, а на шее — черный бант.
На скамеечке я слушаю его.
В старом сквере больше нету никого,
только голуби слоняются у ног,
да парит голубоглазый ангелок.
…Ах, чем музыка печальней, чем страшней,
тем крылатый улыбается нежней…
Дом с призраком
Как-то случилось, жил
в особнячке пустом —
скрип дорогих перил,
дождь за любым окном,
вечная сырость стен,
а на полу — пятно.
Вот я и думал: с кем
тут приключилось что?
Жил, но чуть-чуть робел —
страшен и вечен дуб.
Бледный стоял, как мел,
но с синевой у губ —
мир и людей кляня, —
ствол подносил к виску.
Нужно убить себя,
чтобы убить тоску.
Жил и готовил чай
крепкий — чефир почти.
И говорил «прощай»,
если хотел уйти.
Я говорил «привет»,
возвратившись впотьмах,
и холодок в ответ
чувствовал на губах.
Но под тревожный стук
ставни мой лоб потел:
«Вот ты и сделал, друг,
то, чего я не смел.
Явишься ли во сне
с пулькой сырой в горсти —
что я скажу тебе?»
…Я опоздал, прости.
вернуться
19
Второй и пятый — трамвайные маршруты в Екатеринбурге, связывающие рабочие окраины города с центром.
вернуться
21
Кытлым — поселок городского типа в Свердловской области. Расположен у подножия горы Косьвинский Камень.