Читать онлайн "В кварталах дальних и печальных" - Рыжий Борис Борисович - RuLit

Как в юности, как в детстве я болел, как я любил, любви не понимая, как сложно сочинял, как горько пел, глагольных рифм почти не принимая, как выбирал я ритм, как сорил метафорами, в неком стиле нервном всю ночь писал, а поутру без сил шел в школу, где был двоечником первым.

И все казалось, будто чем сложней, тем ближе к жизни, к смерти, к человекам, так продолжалось много-много дней, но, юность, ты растаяла со снегом, и оказалось, мир до боли прост, но что-то навсегда во мне сломалось, осталось что-то, пусть пустырь, погост, но что-то навсегда во мне осталось.

Так, принимая многое умом, я многое душой не принимаю, так, вымотавшийся в бою пустом, теперь я сух и сухо созерцаю разрозненные части бытия — но по частям, признаюсь грешным делом, наверное, уже имею я больное представление о целом.

И с представленьем этим навсегда я должен жить, не мучась, не страдая, и слушая, как булькает вода в бессонных батареях, засыпая, склоняться к белоснежному листу в безлюдное, в ночное время суток — весь этот мрак, всю эту пустоту вместив в себя, не потеряв рассудок.

1996, март

Я в эту зиму как-то странно жил. Я просыпался к вечеру, а ночью брал чистый лист и что-то сочинял. Но и на это не хватало сил. Стихи мои мне не могли помочь, и я с каждой новой строчкой умирал. Мне приходили письма от друзей. Не понимая, что на них отвечу, я складывал их в ящик, не раскрыв. Не мог я разобраться, хоть убей, что за печаль свалилась мне на плечи, поскольку в ней отсутствовал мотив. И радость посторонняя и боль — все равно вызывало отвращенье. И мне казалось даже: нет меня. Я, вероятно, превратился в ноль. Я жить ушел в свое стихотворенье — погас на пепле язычком огня. И был я рад покинуть этот свет. Но не переставала прекращаться тоска, тянулась год, тянулась век. Не страх, не боль меня смущали, нет. Мне просто было не с кем попрощаться… И падал за окошком белый снег.

1996, март

…Он говорил о чести, о стыде великом перед маленькой отчизной. Он говорил о смерти, о беде, о счастьи говорил он и о жизни. Герой, он ради завтрашнего дня пылал очистить родину от мрака…

…Как жаль, что не подумал, уходя, шелом свой снять, и бедный мальчик плакал.

1996, март

Скверно играет арбатский скрипач — хочешь, засмейся, а хочешь, заплачь. Лучше заплачь, да беднягу уважь. Так ведь и эдак пятерку отдашь, так ведь и эдак потратишь, дружок. …Разве зазорно, когда одинок, вместе с башкой завернувшись в пальто, сердце настроить угодно на что?

1996, апрель

В улицах, парках, в трамвайных вагонах, всюду встречаю я мертвых знакомых. Мертвых знакомых, забытых давно — в скверах, в кафе, в ресторанах, в кино.

Мертвых знакомых печальные лица. Что же ты делаешь, память-убийца: «Как вы живете?» «И я — ничего»… Я и не помню, как звали его.

Что ты напомнил мне, мартовский вечер? …Если ее я когда-нибудь встречу, будет мне грустно, уже не любя, рядом с тобою увидеть себя.

1996, март

В России расстаются навсегда. В России друг от друга города столь далеки, что вздрагиваю я, шепнув «прощай». Рукой своей касаюсь невзначай ее руки.

Длиною в жизнь любая из дорог. Скажите, что такое русский Бог? «Конечно, я приеду». Не приеду никогда. В России расстаются навсегда. «Душа моя,

приеду». Через сотни лет вернусь. Какая малость, милость, что за грусть — мы насовсем прощаемся. «Дай капельку сотру». Да, не приеду. Видимо, умру скорее, чем.

В России расстаются навсегда. Еще один подкинь кусочек льда в холодный стих… И поезда уходят под откос… И самолеты, долетев до звезд, сгорают в них.

1996, апрель

…Еще зимой я думал, ты жива… И осмысляя смерть твою, весною любуюсь, как другие дерева нежнейшей горьковатою листвою покрылись. Скоро белые цветы появятся и удивят прохожих. И странно мне, и скучно мне, что ты одна меня в мою весну тревожишь.

…Зимой еще я приходил сюда… Не замечая маленькой утраты, я полагал, сей сон не навсегда, придет весна, а с нею день, когда ты опередишь в цветении сестер. Они проснулись и тебя забыли. Ты умерла, и жив один укор, пока тебя безумцы не спилили.

…Еще зимой я ничего не знал… Я помню осень, как ты не хотела ронять листву. Я это упускал из виду, не склонялся неумело перед тобой. Как ровен был мой шаг. Что мне мешало вдруг остановиться? Когда бы я в ту осень ведал, как должна та осень в сердце преломиться.