Впрочем, это, пожалуй, все, что произошло по жанру детектива за время Великой Отечественной. Главный урок — война дала импульс развитию детектива, точнее, той его ветви, которая получила название военно-детективного повествования. Не случайно сразу после окончания войны на читателя обрушился поток военно-приключенческих повестей, романов, в которых “бал правили” удачливые советские разведчики и неуклюжие импортные шпионы (сначала — немецкие, чуть позже — американские, английские и прочие)… Особенности приключенческо-детективных произведений первого послевоенного десятилетия заключаются в следующем:
а) Культ личности и связанная с ним ведомственная цензура, имеющая право “запрещать” или “разрешать” публикацию произведения, признавать ту или иную книгу “идеологически вредной”, “ошибочной”, “порочной”… “внесли свой неизгладимый след”. Так было, к примеру, с “Медной пуговицей” того же многострадального Л.Овалова, которая печаталась с продолжением в журнале “Огонек”.
б) В литературу пришли писатели военного поколения, в умах и сердцах которых все еще бушевал армейский синдром. И писали они о том, что хорошо знали, — о войне, конечно.
в) В первое десятилетие после войны расширяется диапазон действия произведений. Кроме шпионского, к читателю приходят уголовный, милицейский роман, появляются первые ростки политического, международного, к которым мы бы отнесли некоторые вещи Романа Кима.
Впрочем, первые книги, изданные после войны, еще не были настоящей художественной литературой. Их писали далеко не мастера, а лишь подмастерья литературного цеха, слабо владеющие словом и на своих плечах чувствующие всю тяжесть идеологического гнета (“не дай бог брякнуть что-нибудь лишнее”, “не приведи господь раскрыть какой-либо секрет”! Участь Л.Овалова была памятна многим). Наверное поэтому и наши славные чекисты так просто и легко расправлялись со своими врагами. Как точно назвал свою рецензию в только-только появившемся в те годы журнале “Юность” В.Озеров: “Живые люди или раскрашеные марионетки?” Впрочем, к этой рецензии мы еще вернемся. А сейчас попытаемся проследить за становлением послевоенного приключенческо-детективного романа.
В 1948 году вышла в свет повесть Николая Томана “Взрыв произойдет сегодня”, где расследуется секрет заминированной гитлеровцами плотины. В 1951 году читатели получают повесть “На прифронтовой станции”. В 1955 — “В погоне за призраком”.
Нам кажется, что эти и другие книги (Томан писал много и на одну тему), может быть, впервые в литературе подобного рода ставят вопрос о доверии к людям (Во “взрыве…” поиск мин ведет человек, которого самого подозревают в преступлении). В то же время у Томана шпионы и диверсанты всегда хорошо замаскированы и весьма находчивы, что делает розыск интересным для читателя. Но это, пожалуй, не правило, скорее — исключение.
В 1950 году Воениздат приступил к выпуску “Библиотечки военных приключений”, преобразованной в 1963 году в “Военные приключения” (ВП). (В наши дни “ВП” благополучно почила под напором рыночных отношений). Но в то далекое время это было началом. На читателя обрушился ливень произведений о разведчиках, шпионах, снайперах, пограничниках. Раскрытые шлюзы Воениздата далеко не всегда радовали доброкачественной книгой. Вот как характеризует то чтение В.Дружинин, сам, кстати, создавший немало приключенческих книг:
“…Детективная повесть, написанная всегда посредственно, с неизменным седым всезнающим полковником и порывистым лейтенантом. Их противники щеголяют вставными челюстями ослепительной белизны, поминутно возглашают: “Хелло!”, бранятся и пьют виски даже во время тайных сугубо деловых встреч. Чекисты, ломая голову над загадкой, ходят большими шагами по комнате, ночами не спят, поддерживают силы крепким чаем и телефонной беседой с супругой. В часы отдыха они, как водится, играют в шахматы…”