Проходя мимо чужих спален, он слышит тихий голос Хэйли, которая поет песенку Хоуп, и которой, абсолютно неожиданно, вторит мелодичный голос Клауса. И Элайджу накрывает такая волна боли, что он едва может устоять на ногах, опираясь ладонью о темную стену. Собрав последние силы, он движется дальше, проходит мимо спальни Кола, и в этот момент слышит то, что заставляет его напряженно замереть.
— ….не понимаю, Давина!
— Мы едем в Маноск, Кол. Сегодня же.
До боли знакомое слово, произнесённое решительным голосом ведьмы, сбивает дыхание застывшего на месте Элайджи.
— Но зачем? — негодует младший Майклсон.
— За тем, что Ева — человек, и ей без магии не выносить ребенка вампира, — абсолютно спокойно говорит Давина, прочищая горло.
— О чем ты, ведьма? — начинает злиться Кол, пока Элайджа пытается унять часто бьющееся сердце, которое так и норовит выскочить из груди, — у вампиров не может быть детей!
— За исключением разве что тех, что пили лекарство от вампиризма, — холодно цедит Давина, и в спальне на пару мгновений воцаряется полная тишина.
А Элайдже кажется, что он попадает в полный вакуум. Пару секунд он не ощущает абсолютно ничего, прежде чем волна безумной, дикой радости накрывает его, почти сбивая с ног.
— Птичка, — словно молитву шепчет он, и в этот момент Кол распахивает дверь, а его черные глаза, не отрываясь, смотрят на старшего брата.
— Ты слышал.
Это не вопрос. Констатация. Но Элайдже абсолютно плевать.
— Ты уверена? — поднимает он на Давину полный мольбы взгляд.
— Ты не поверил ей, — почти выплевывает ведьма, кривя пухлые губы, — с какой стати тебе верить мне?
— Просто ответь, — мягко просит жену Кол, видя, как лицо брата искажается от вины и боли после ее слов.
— Употребление лекарства не могло пройти без последствий, — ледяным голосом отвечает Давина, отворачиваясь к плательному шкафу.
В абсолютной тишине тонкие пальцы снимают с вешалок первую попавшуюся одежду, бросая ее в сумку.
— Это могло быть что угодно, — так же холодно продолжает она, — смерть, потеря способности к регенерации или вампирской силы, но ты… — она поднимает на Элайджу полный осуждения взгляд, — ты получил то, о чем другие могли только мечтать! Возможно лишь на одну ночь, раз за всю свою вечную жизнь! Но ваша любовь с Евой пустила свои плоды. А ты…
Давина замолкает, качая головой, и Кол подходит к ней, обнимая за дрожащие плечи, стараясь не смотреть на брата, лицо которого сереет с каждым сказанным ведьмой словом.
— Ты не поверил ей. Вы, Майклсоны, настолько ослеплены своим величием, своей уникальностью, что не видите дальше собственного носа! Разве могла бы она предать тебя? Я видела Еву лишь несколько раз, но даже этого… А вот ты! Ты, Элайджа Майклсон, сделал именно это! Но ты не просто бросил ее. Ты оставил ее умирать. Ее и своего ребенка.
Давина замолкает, застегивает замок дорожной сумки. Ее безразличный взгляд быстро скользит по Элайдже, который сидит у стены, спрятав лицо в распахнутые ладони.
— Будет лучше, если мы поедем вдвоем, — безжалостно говорит ведьма, зло щуря глаза, наблюдающие за тем, как старший Майклсон корчится от боли, — твой брат уже сделал все, что мог. Теперь — наш черед.
========== Часть 44 ==========
Ева взглянула на себя в зеркало, хмуря брови. Темные круги под опухшими глазами лишь подчеркивали бледность изможденного лица. Последние три дня она провела в своей постели, борясь со слезами, которые мгновенно проделывали тонкие дорожки на ее щеках, стоило ей вспомнить об Элайдже. О том, что он сказал ей в больнице, перед тем как уйти.
В первый день она еще ждала, что он вернется. То, что случилось с ними, не поддавалось никаким объяснениям, и его реакцию даже можно было понять, но время шло, а вампир так и не появлялся на ее пороге. Он просто не поверил ей. Даже не захотел выслушать, абсолютно уверенный в том, что Ева была способна на измену. Робкая надежда в девичьем сердце сменилась жгучей ненавистью. Она не заслужила такого. Как и невинный плод их любви, что зрел под ее сердцем.
Утром четвертого дня Ева уже не ждала. Это было воскресенье, и завтра у нее вновь начинались занятия в школе, а значит, ей нужно было прийти в себя. Все это время Себастьян не отходил от измученной сестры ни на шаг. Уход Элайджи они не обсуждали, не смотря на то, что в тайне этого хотелось им обоим. Но Себастьян не желал еще больше расстроить убитую горем девушку, а Ева боялась того, что в этом случае ей пришлось бы рассказать брату все — в том числе и о сущности ее любимого. Ведь как иначе было объяснить то, что Майклсон не поверил в свое отцовство? Не смотря на всю злость на бросившего ее вампира представить его перед братом полным мерзавцем, отказавшимся от собственного ребенка, она не могла.
Все эти печальные мысли на какое-то время заслонили от Евы ту истину, которая, наконец, открылась перед ней, стоило высохнуть последним слезам. У нее будет ребенок! От того, кого она любила всем сердцем, о того единственного, от которого она его хотела. Теперь у нее не было права утопать в собственных страданиях, думая лишь о своей несчастной любви. Они не нужны Элайдже, с этим Еву предстояло смириться, но ей этот ребенок был нужен абсолютно точно, безо всяких условий и оговорок.
— Ева, — тихо позвал ее Себастьян, нерешительно заглядывая в маленькую спальню, отвлекая девушку от ее сумбурных мыслей.
— Привет, — попыталась улыбнуться она, глядя на бледное лицо брата, — я в порядке, правда.
— Больше не плачешь? — прищурился мальчик, делая осторожный шаг через порог.
— Даже не думала, — кивнула Ева, — а у нас есть что-нибудь на завтрак?
— Есть яблоки, — вспыхнули глаза Себа, — мы можем запечь их с медом! Хочешь я схожу к молочнику за сливками?
— Это было бы чудесно, милый, — наконец смогла улыбнуться девушка, — я сейчас встану, беги на кухню.
Себастьян, радостно кивая, скрылся за дверью, а Ева очень медленно поднялась с кровати, направляясь в ванную. Приняв прохладный душ, она надела старые рваные джинсы, которые неожиданно повисли на бедрах, и тонкую белую сорочку, завязав ее длинные полы на животе. Несколько дней полного отказа от пищи сделали свое дело, и Ева, спускаясь по лестнице, ощутила легкое головокружение. Преодолев расстояние до кухни, она шагнула к холодильнику.
Девушка уже потянулась к чаше с румяными яблоками, но в этот момент услышала скрип открывающейся двери.
— Что-то забыл, милый? — свела брови Ева, обращаясь к Себастьяну, который, как она предполагала, спешно собираясь к молочнику, оставил дома деньги.
Но брат ей ничего не ответил.
— Возьми мелочь в моей сумке!
И вновь тишина.
— Это ты, Себастьян? — проговорила девушка настороженным голосом, выходя их кухни.
Вот только ответа ей не потребовалось. Ева забыла, как дышать, когда увидела в своей гостиной нерешительно улыбающуюся Давину и Кола, замершего на пороге с недовольным лицом.
— Что вы здесь делаете? — только и смогла выговорить она, переводя ошеломленный взгляд с черноглазого вампира на юную ведьму.
— Может, сначала пригласишь меня, маленькая птичка? — насмешливо отозвался Кол, но его веселость мгновенно испарилась под строгим взглядом жены.
— Привет, Ева, — Давина смотрела прямо в бездонные глаза, — мы тебе поможем. Чтобы выносить дитя вампира понадобится магия…
— Вы мне верите? — расширила глаза девушка.
Ведьма кивнула, и Кол, на которого Ева перевела удивленный взгляд, сделал тоже самое.
— Это последствие приема лекарства от вампиризма, — медленно сказала Давина, и Ева мгновенно поняла, что ведьма имела в виду, — если бы у кого-то было побольше мозгов…
— Вот только не начинай, — прервал ее Кол, кривя губы, — Элайдже и так досталось от тебя в Новом Орлеане.
— Только почему-то я не вижу его здесь, стоящего перед Евой на коленях со смиренно склоненной головой, — зло щурясь, отозвалась ведьма, — я бы на твоем месте его не прощала, — повернулась она к бледной девушке, бездонные глаза которой заблестели от наворачивающихся слез, — по крайней мере, ни сразу.