— Я… — начала было Ева, но в этот момент ее ноги подкосились, и она стала медленно оседать на пол.
Давина подбежала к ней, пытаясь удержать, но хрупкая ведьма была для этого слишком слаба.
— Кто-нибудь, наконец, пригласит меня?! — прокричал Кол, с волнением наблюдая за девушками.
— Приглашаю тебя, — едва слышно прошептала Ева, и вампир вихрем оказался с ними рядом, подхватывая ее на руки.
Очень осторожно, под пристальным взглядом жены, он опустил ослабевшую девушку на диван, отступая на несколько шагов.
— Что со мной происходит? — слабо проговорила Ева, глядя на мрачную Давину.
— Ты носишь дитя вампира, — закатила глаза ведьма, — еще и Майклсона. Для этого нужно много силы. А судя по тому, как ты выглядишь, еда явно не входит в последние дни в список твоих приоритетов. Я бы оторвала голову твоему мерзкому братцу, — не смогла сдержаться Давина, переводя взгляд на мужа.
— Может, лучше займешься моим племянником, ведьмочка? — прищурился Кол, — а Элайджу обсудите, когда я уйду. Только знаешь, то, что он сейчас чувствует, хуже любого наказания, которое ты могла бы придумать.
— Он… поверил? — почти против воли сорвалось с губ мертвенно-бледной Евы.
— О, Давина Клэр умеет убеждать, — закатил глаза вампир, — она ему такую взбучку устроила, что не удивлюсь, что он сам себе кол в грудь вогнал, лишь бы избавиться от мук совести. Но знаешь что, птичка… Не перебивай, жена! — Кол взмахом руки пресек попытку ведьмы прервать его речь, — я бы тоже в это не поверил. И никто из нас. Мы тысячу лет даже не смели мечтать о подобном чуде.
— Он не стал даже слушать, — всхлипнула Ева, поднимая на вампира полные слез глаза, — подумал, что я… с другим… а я… ждала его, как дура… лишь с ним…
А дальше ее слова утонули в потоке слез.
— Доволен? — процедила Давина, притягивая к себе разрыдавшуюся девушку, — защитил честь семьи?
— Вот только не говори, что я не прав!
— То есть мне ты бы тоже не поверил? — вскинула бровь ведьма.
Кол не ответил, пристально глядя на жену. Несколько минут они оба молчали, пока рыдания Евы не стихли, и она не отстранилась от Давины, переводя взгляд на Кола.
— Я не хочу больше говорить о нем. Не сейчас.
— И мы не будем, — поспешила уверить ее ведьма, бросая быстрый острый взгляд на мужа, — мы можем устроиться у тебя? Будет лучше, если я буду рядом.
— Да, конечно, — быстро закивала Ева, выравнивая дыхание, — есть гостевая спальня. Она, правда, очень маленькая…
— Я провел несколько веков в гробу, — с невозмутимым видом проговорил вампир, — поверь, даже пятиметровая кладовка не покажется мне тесной…
Неожиданно для самой себя Ева рассмеялась от этой грубоватой шутки, и Давина, а несколько секунд спустя и Кол, последовали ее примеру. Но смех девушки мгновенно прекратился, стоило ей услышать голос Себастьяна, доносившийся с маленького крыльца.
— Я не думаю, что должен пускать тебя, — твердо проговорил мальчик, обращаясь к невидимому собеседнику, — Ева из-за тебя плакала три дня.
— И кто бы это мог быть? — хмыкнул Кол, глядя на мгновенно помрачневшую жену и застывшую Еву, — неужели тот, о ком мы все подумали?
========== Часть 45 ==========
Элайджа не замечает, как добирается до Маноска. Вся дорога, аэропорты, самолеты сливаются в одно мутное пятно, потому, что его мысли занимает совсем другое.
Маленькая птичка беременна. Беременна его ребенком. Она не обманывала его, не предавала. А вот он… Слова Давины вновь и вновь звучат в ушах вампира, накрывая чувством вины такой силы, что Элайдже впервые за многие века хочется отключить эмоции.
Но вместе с этим, Майклсона накрывает понимание одной простой истины: он не может отказаться ни от Евы, ни от своего ребенка - проще сразу попросить Клауса вонзить в грудь клинок. А значит, ему остается лишь одно. И вампир устремляется в маленькую коммуну, где оставил свою любимую птичку.
Элайджа не знает, что скажет ей, как будет вымаливать прошение, поэтому, когда он оказывается перед кованным забором, он долго не решается ступить на маленькое низкое крыльцо, где его и находит мрачный Себастьян, держащий в руках кувшин со свежими сливками.
— …она плакала из-за тебя три дня, — слышит вампир укоряющий голос мальчика, и уже собирается ему ответить, как за дверью раздается насмешливая речь Кола, которого перебивает Ева.
— Я не хочу, пожалуйста…
И Элайджа слышит шум ее шагов, когда девушка быстро поднимается по лестнице. Майклсон понимает ее желание. Ева имеет полное право не желать видеть того, кто разбил ей сердце, обвинив в измене, на которую маленькая птичка никогда не была способна, но потребность увидеть ее прекрасное лицо хотя бы на мгновение, убедиться в том, что с ней все в порядке, застилает любые доводы разума.
— Я - настоящий дурак, — говорит он, глядя прямо в глаза хмурому Себастьяну, — и я не достоин твоей сестры. Но, клянусь, я люблю ее. Больше всего на свете. Я не причиню ей вреда.
— Только посмей сделать это еще раз, — цедит Себ, не спуская злых глаз с мужчины, и очень медленно, отступает от двери, позволяя Элайдже войти.
Вампир переступает порог маленького дома, где в гостиной его уже ждут улыбающийся Кол и хмурая Давина.
— Как она? — обращается он к брату, но не успевает тот сказать и слова, как комнату наполняет холодный голос ведьмы.
— Если ты пришел сюда, причинить ей боль своими очередными сомнениями, тебе лучше сразу уйти, Элайджа Майклсон. Ева очень слаба. Из-за тебя.
— Ты поможешь ей? — мгновенно отзывается Элайджа, переводя взгляд на мрачную ведьму.
— Я… — начинает было та, но в этот момент в комнате появляется Себастьян.
— А вы кто?
Давина поворачивается к удивленному мальчику, а Кол быстро ловит взгляд брата.
— Иди, — говорит он так тихо, что только вампирский слух Майклсонов позволяет различить короткое слово, и указывает глазами на лестницу ведущую на второй этаж.
Элайдже не нужно повторять дважды. Ему хватает секунды, чтобы обойти увлеченную разговором с Себом Давину, и оказаться на пороге спальни маленькой птички. Вампир замирает, прислушиваясь к судорожным вздохам Евы, прежде чем его рука опускается на дверную ручку.
Девушка стоит у окна, ее тонкие плечи дрожат, и Элайджа почти физически ощущает исходящие от нее волны боли.
— Птичка, — очень тихо зовет он, но Ева мгновенно оборачивается в его сторону, и ее бездонные глаза сужаются от злости, когда она хрипло цедит:
— Зачем ты пришел? Уходи!
— Ева…
— Я не хочу тебя видеть!
Девичий голос дрожит, почти срываясь на крик, и Элайджа видит, как бездонные глаза наполняются слезами.
— Я так виноват перед тобой, моя птичка…
— Не смей! Не смей называть меня так!
Ева уже не сдерживается, жгучие слезы текут по бледным щекам, и вампир, не контролируя свой порыв, вихрем оказывается рядом с любимой, притягивая к себе хрупкое тело.
— Отпусти! — мгновенно начинает вырываться девушка, — не хочу, чтобы ты больше прикасался ко мне… Ты не поверил…обвинил в измене… Как ты мог? Как ты мог, Элайджа?
Ева поднимает на мужчину мутный взгляд, и Майклсон чувствует, как боль, сжигающая его любимую передается ему, чувствует страдания, которые мучают маленькую птичку. По его вине.
— Прости меня, умоляю, — шепчет он, собирая пальцами горячие слезы, когда Ева безвольно застывает в его руках, уже не сопротивляясь, — я сделаю все, что угодно, любовь моя. Все, что ты хочешь…
— Я хочу, чтобы ты ушел.
Ее тихие слова оглушают, словно пощечина, заставляют Элайджу вздрогнуть, но он не выпускает из объятий дрожащую девушку, лишь смотрит в бездонные глаза, пытаясь отыскать в них хоть искорку, хоть отблеск былой любви, но видит лишь боль.