Другое ответвление напоминало ствол дерева. Множество проходов расползалось по сторонам и тоже разветвлялось. Ребята шли вслепую. Витька молчал. Ему было страшно. Наконец они оказались в небольшом гроте, странно приплюснутом сверху. Стасик сел на камень и был не в силах сдвинуться с места.
— Погибнем мы!
Витька нахмурился:
— Ты что, сдурел?
— Завел меня в свою дурацкую пещеру.
— Ну вот, так всегда бывает. Сначала ищут виноватых, потом гибнут все… Вот что, — твердо сказал Витька, — считаться не станем. Надо идти, пока есть силы! Понял?
Стасик отвернулся:
— Иди один. Я не могу.
— Я приказываю тебе!
— Начальство какое нашлось.
— Маменькин сынок, нюня!
Стасик поднялся, сжал кулаки, засопел. Витька грозой надвигался на него. Сверху равнодушно смотрели тяжелые темные своды. Витька тряхнул головой, опустил руки.
— Спелеолога из тебя не получится, — спокойно сказал он, повернулся и зашагал в темноту.
Стасик потоптался на месте и стал его догонять.
Теперь они поднимались вверх по пологому коридору. Впереди снова неясно зачернел грот. Фонарик Стасика погас. Витька достал батарейку, лизнул клеммы и швырнул ее подальше:
— Все… Пошли скорей.
Коридор сначала нырнул вниз; ребятам пришлось съехать по неровному полу. Потом надо было карабкаться вверх, удерживаясь за хрупкие выступы. Впереди в стенах чернели трещины. Фонарик Витьки медленно угасал. Несколько секунд волосок лампочки еще светился. Потом все погрузилось в непроглядный мрак.
Представить эту темноту трудно. Ночью даже в самую ненастную погоду можно различить на поверхности земли отдельные предметы. Вон чернеет стог сена. Тускло белеет береза. Вон светлое пятно — это озерко. Световое действие миллионов звезд, рассеянное атмосферой, излучение самой земли продолжаются всегда. А предметы отражают этот свет, и глаз его улавливает. В глубинах земли, за редким исключением, нет никаких источников света.
Витька вспомнил книгу знаменитого французского исследователя пещер — спелеолога Норберта Кастере — «Тридцать лет под землей». Там написано, что в пещерах встречаются пропасти свыше километра глубиной. Что, если и здесь где-нибудь такая же пропасть?
Зеленый свет
— Все-таки надо идти, — сказал Витька.
Они ощупью достали веревку, связались ею.
Потом, касаясь рукой стены, осторожно пошли по коридору. Спотыкались, падали, снова шли. Пожалуй, ничего страшнее такого путешествия в полной темноте не придумаешь. Спички они берегли: в коробке осталось лишь несколько штук. Они совсем обессилели, но вдруг в коридоре стало чуточку светлее. Только глаза, привыкшие к непроглядному мраку, могли уловить это. Еще два десятка шагов, и стало ясно: где-то новая трещина или воронка, выходящая на поверхность. Витька опасался: не возвращаются ли они по подземному лабиринту в «Грот летучих мышей»? Но свет нес надежду.
Коридор нырнул влево. Впереди наклонно уходила вверх широкая труба. Пол коридора был липким, крепко цеплялся за сапоги. Видимо, через эту трубу вливались в пещеру вешние воды. А сейчас чистый воздух врывался в нее. Труба была настолько просторной, что человек легко мог в нее вползти.
Оставив Стасика внизу, Витька вскарабкался вверх, цепляясь за неровности. Труба, видимо, никогда не просыхала. Вязкая глина растекалась под руками. Иногда Витька, зацепившись за выступ, отдыхал. Его удивляло, почему свет в трубе зеленый и не чувствуется совсем ветра, который гудел в трещине «Грота летучих мышей». Вскоре он понял причину. Выход из трубы заслонили густые ветви. Витька раздвинул их.
По глазам ударил яркий свет. Пришлось зажмуриться. Наконец Витька смог оглядеться. Он стоял среди огромных елей, лапы которых крепко сплелись у самой земли. Седой мох бородами обволакивал стволы. Витька снял с ветки жучка, дружески подмигнул ему и вдруг засмеялся, запел, начал плясать какой-то дикий танец. Веревка яростно задергалась. Только теперь он вспомнил, что Стасик еще под землей.
Вскоре приятели катались по мягкому мху, боролись, хохотали. Пестрота красок, живых, сочных, ошеломила их. Позади уходила в страну Карст крутая воронка. Из нее тянуло холодом. Витька бросил камень, но звука не услыхал.
— Я спущусь туда опять, — сказал он, — только с настоящей экспедицией. Я буду спелеологом.
Но надо было продолжать путь.