Трубка Степана отчего-то угасла, он постучал ею о каблук сапога и вновь разжёг.
— Стоит ли враждовать от того, что невестка свекрови не понравилась? Это старый вопрос, Серёга. Не припомню случая, чтобы сноха с первых дней попала в объятья свекрови. Не было такого и не будет никогда. Потому как кровь разная. Не родная.
— Не о том ты говоришь, батя. Прекрасно ведь знаешь — не о том.
— О том, сынок, как раз о том. Отчего мать разгневалась? От того, что верховод наш, Гайворонский, сукиным сыном оказался. Так? Так. Народ, опять же, зароптал. А коль повесился изверг — на кого роптать? На дочь его, Катерину. Всем обществом, стало быть. Надо же бабам отрыгнуть свою злобу, такое уж это племя. А тут ты ушёл к ней, до утра. Трудно такое сразу перемолоть. Признаться, и я вознегодовал поначалу-то. Потом остыл. Пошто, думаю, дочь должна искупать отцовский грех? Пошто должна нести его крест? Рассуждаю так про себя, а у самого из головы не выходит: невиноватая — ладно, отчего ж про золото молчит?
— И ты о нём. Какое золото? Откуда?
— То, что отец ей оставил.
— Тебе доподлинно известно о нём?
— А то нет. Катюхин отец перед тем, как удавиться, сам сообщил.
— Тебе лично?
— Не-ет, Трофиму и Петру. Им я верю: народ не болтливый, утки в небеса не запустят.
— Катерина не ведает ни о каком золоте, батя.
— И я так кумекаю про себя. Но золото-то существует, однако…
— И что? Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, ровным счётом ничего. А вот спросить — хочу.
— Ну?
— Вдруг оно возьмёт, да и отыщется? Что с ним делать-то будешь?
Сергей не ожидал провокационного вопроса, опешил.
— К-как… что?
— Что?
— Сдам… государству.
— Госуда-арству, — передразнил Степан сына. — Ты хоть представляешь себе, какое это золото?
Сергей вопросительно поднял брови.
— Зубы людские, ничего другого быть не может. Драгоценности забирали немецкие офицеры, а эти, — Степан сплюнул, — у мертвецов во рту ковырялись.
Оба замолчали.
— Походит Катерина лицом на отца своего, — после длительного молчания заговорил Степан. — Шибко походит. Напоминать прошлое будет, а это, поверь, нелегко в наши годы.
Старик поднялся, походил у костра, размял затёкшие ноги. Потом сел на прежнее место.
— А, в общем, Катерина — хорошая девка. Выросла на моих глазах. Лицом баская, телом — тугая, и ко всему ещё работящая. Это для мужика наиважнейшее дело. Живите с Богом, коль приглянулись друг дружке. Сейте добро вокруг, не держите камней за пазухой. Народ, глядишь, и оценит вас по делам. Люд в посёлке понятливый и отзывчивый. Разберётся со временем, что к чему. М-да…
Старик пожевал губами, покряхтел немного и уставился в огонь.
— Только по другому делу я здесь, сынок. — Степан посмотрел внимательно на Сергея. — Посоветоваться надобно.
Брови Сергея взлетели вверх, он с удивлением взглянул на отца. Не припомнить случая, когда тот советовался с ним.
«Отмотал пешкодралом пять километров, чтобы посоветоваться? Не может быть! Шутит? Тоже не похоже. Тогда что же?» — недоумевал Сергей.
После продолжительной паузы отец повернулся к нему и спросил:
— Катерина не сказывала тебе, где сейчас Роман?
— Не-ет, — всё ещё недоумевая, протянул Сергей.
— Нашёл я его, мёртвого… Хотел с тобой обсудить сразу же, да тебя из дома не вытянуть. Ждал удобного случая. Сегодня встал на зорьке, смотрю: лодка ваша отчаливает. Ну и я следом, всё одно за грибами собирался.
— Где нашёл?
— Тут, недалече. Может, помнишь болото за старым бараком?
— Помню. Там ещё островок посредине есть.
— Вот-вот. У островка и нашёл. На спине лежал. Отчего мёртвый — определить не смог. Сам ли помер, убил ли кто, сказать трудно — много времени прошло. С прошлого года лежал. Зверьё шибко порвало, птицы исклевали. Одёжа полосатая. Показывал Николке Ищикину, он с аппаратом приходил. Сделал снимки и переправил в район. Меня упросил схоронить тело, кто же повезёт шкелет без мяса в такую даль? Вот я и закопал его. Там же, на островке. Как думаешь, сказать Катерине обо всём? Братом как-никак приходился.
Сергей медлил с ответом, растерянно смотрел по сторонам.
— Беременна она — вот в чём суть. Будет переживать, а ей это сейчас во вред, — наконец высказал он своё опасение.
— Тогда не надо, тогда — молчим оба.
С пучком зверобоя в руках показалась Катерина. Вскоре она поставила перед Степаном котелок с водой, положила траву для заварки.
— Спасибо, дочка. Суп-то твой перепрел, поди? Сымай с огня, котелок повесим.
Они все вместе отведали похлёбки, затем попили лугового чая. Старик некоторое время думал, что же делать дальше: предложить свои услуги и помахать косой или же откланяться и удалиться. Он попытался было расспросить молодых о житье-бытье, но сын и невестка отвечали ему односложно и с большой неохотой. Сами разговор не затевали. По всему чувствовалось: отчуждённость закрепилась в их душах прочно.