— Ну, вот ещё! Жить в шикарном номере и спать в одной кровати…
— Я боюсь! Правда! Даже вон мороз по коже, смотри…
— Ну, ладно, иди, только угомонись уже.
— Антик, ты человек! Всё, молчу. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — буркнула Аня.
Через пару минут они уже крепко спали…
Но долго спать им не пришлось…
Тяжелый шторы держались лишь на паре колечек, и напоминали таинственный невод, через который пробивалась луна. Казалась, что какие-то волшебные рыбаки закинули лунную сеть и ждут сказочного улова.
Улов не заставил себя ждать.
Когда луна уже исчезла, а темная кромка горизонта, стала как розовая кайма и медленно светлела, в эти недолгие минуты предрассветной тишины штору чуть колыхнуло — чуть больше, чем от обычного дуновения ветерка — в номер, крадучись, проник человек. Но он не знал, что занавеси с карнизом держатся на честном слове, поэтому, как только он сделал в комнату первый шаг, он же оказался и последним. Тяжёлый карниз обрушился на таинственного гостя — послышался характерный хруст, как, если бы раскололи спелый арбуз. Яростно грохнув об пол, карниз мгновение еще звенел колокольцами медных колечек, заглушая приглушенный стон. Прошла секунда и всё стихло. И теперь уже тишину комнаты нарушил лишь шепот:
— Что было?
— Упал карниз…
— Сам?
— Нет, дорогая! Это кто-то в него запутался…
— А! — Настя указала на ком на полу, который пошевелился, — Что это?
— Человек!
Человек, выбираясь из ткани, подался назад, вновь запутался в ткани, упал, и, придерживая разбитую голову, чуть ли не ползком выбрался на лоджию.
За окном уже занимался новый день…
Глава шестая
Déjà vu
— Куда едем?
Подруги стояли на ступеньках отеля в полном неведенье, и даже отчаянье: что делать? Ответственный за их практику прислал утром записку, что, мол, болен и предлагает молодым ученым самим поработать, а для удобства им предоставляется машина.
— Какой шумный город! — прошептала Настя.
— Да уж, шумноватенько! А так всё, как обычно у мусульман те же тюрбаны, халаты, с той лишь разницей, что у узбеков они ватные и синие, а здесь какие-то серые полотняные рубахи.
— Заметь, почти белого цвета!
— Почти белого, — презрительно хихикнула Аня, — но, в общем, колорит тот же.
— Такое чувство, что они тянут время, — задумчиво сказала Настя, — как-то все это странно…
— Ага! Джеймс Бонд отдыхает! — съехидничала Аня, разглядывая старенькую «Волгу», — Ну вот, в Египте даже машины наши! Ну, что, подруга, куда? В музей?
Настя не ответила, она глубоко вдохнула и с наслаждением закрыла глаза.
— М-м-м… какой удивительный запах! Чувствуешь?
— Ничего не чувствую! Какой запах? Опять какой-то ей запах, — раздражённо забурчала Аня, тряхнула копной волос, руками вскинула их вверх и чуть потрясла, остужая шею, — жарко! Настя, нет ещё заколки? Так парит. Да, открой глаза-то, что ты опять там унюхала?
Настя рассеяно покачала головой; и слышала вопрос и не слышала, но расстегнула заколку и отдала подруге, продолжая глубоко вдыхать утренние ароматы Каира.
— Опять витаешь в облаках? — хмыкнула Аня. — Вроде, здесь ты и, вроде, нет тебя…
Она тяжело вздохнула, бесполезно обижаться и говорить — Настя такая. Временами что-то увлекало её, и тогда, подобно зомби, она делала всё на автомате, а проходило время — и вспомнить не могла, что говорила и что делала?
Психолог, как-то приехавший в их детдом, сказал: «Настя у вас счастливейший человек — она может абстрагироваться и жить в своих параллельных мирах. Правда, с возрастом это пройдёт. Ну, а пока принимайте её таковой, какая она есть».
Скорее всего, он так говорил потому, что больше боялся подростковой жестокости, чем видел в девочке, действительно, какую-то необычность. Просто такие дети, как Настя, из-за своей неординарности чаще других подвергаются жестоким выходкам сверстников. Их не понимают — они необычны. Настя же была особенно необычна, и с возрастом её необычность лишь усилилась — иногда даже учителя удивлялись ее житейским по-стариковски мудрым суждениям; а бывало, она часами молчала, уставившись в стену, сидела и тихо плакала. А еще она жутко боялась замкнутых пространств и темноты, от запаха же хорошего парфюма впадала в транс, и это всегда забавляло окружающих.
Аня молча взяла заколку и, собрав волосы в пучок, сделала точно такой же хвост, какой только что был у Насти. Выждав некоторое время, уже более настойчиво повторила вопрос: