«Подарок Вечности!» — мелькнуло в сознании где-то очень-очень глубоко…
— Бичора, бичора, — акушерка мощно метала свое грузное тело по родовому залу, — вай, вай, бичора. Нема кылдым? (с узбекского языка: «Что наделала»?)
Всё произошло так стремительно, что акушерка растерялась и теперь то бросалась к бездыханной роженице на родильном столе, то хваталась за инструменты, то бежала к телефону и истошно орала в трубку.
— Дохтур, дохтур, давай сюда! Сопсему плохой… вай, вай, сопсему плохой!
От беспомощности акушерка истошно голосила, причитала. Она не могла понять, как молодая и здоровая на вид русская роженица вдруг оказалась такой слабой!
— Вай! Вай! Урус, такой плахой, сопсему! — причитала она.
Почему? Как такое могло случиться!? Ведь она — хорошая акушерка, опытная! У неё все и всегда рожали, как надо! Все проходило, как она скажет! А эта русская вздумала терять сознание, падать, закатывать страшно глаза. И пока она соображала, что делать, русская вообще перестала дышать и, не разродившись, умерла у нее на руках! Что это такое!? А все потому, что русская, узбечка бы слушалась: лежала бы тихонечко в палате, не поднимала бы нервы ни себе, ни ей, и родила бы как все… тихо…
Акушерка злилась на глупую русскую. И все же где-то понимала, что сейчас ей необходимо попытаться спасти хотя бы ребенка. Для этого у нее было всего лишь пять минут.
Но она не знала, она совершенно не знала, как это делать!
— Бичора! Бичора!! — повторяла она, обливаясь липким потом.
К кому относилось это «Бичора» было не ясно. Скорей всего теперь акушерка жалела себя. В её смену умерла роженица — как бы теперь с работы не вылететь.
Молодой врач, на ходу одевая халат, вбежал в родовой зал и обомлел — на столе лежало бездыханное совсем еще юное тело. В маленьком горном городке он знал наперечет всех женщин. Если бы Белла была возрастная роженица или с патологией, он бы не отходил от нее ни на шаг, но она была молода и здорова, впереди у нее был еще целый месяц! И ничего не предвещало беды, беременность проходила нормально! Нормально!
Но размышлять над всем этим некогда — каждая секунда дорога.
— Сколько? — крикнул он акушерке, не удосужился уточнять что «сколько?», но она поняла его.
— Пять минут как сопсему, — и зачем — то провела рукой по своей мощной шее.
Он с облегчением выдохнул:
— Есть еще время! Скальпель!
Акушерка так быстро подала скальпель, что он даже вздрогнул от неожиданности. Схватил его, как последнюю надежду и, не раздумывая, рывком прочертил на теле роженицы ровный след. Мутные бордовые капельки, выступив на срезах, лишь обрамили мертвую рану, (но не засочились), придавая красивому молодому телу отвратительно жуткий вид.
— Прости, милая! — он почему-то шмыгнул носом и рукавом белоснежного халата стер побежавшие слезы, — Прости!
Углубил разрез и как можно быстрей извлек из утробы матери сизое тельце младенца.
Ребёнок не дышал!!!
Сердце врача оборвалось и билось уже где-то в пятках, и он сам, казалось, перестал дышать. Хлопнул по крошечной попке — ни звука…
Перевернул ребенка — синюшное, сморщенное, как изюминка личико. «Девочка, — мелькнуло и так же потухло, — неважно кто! Важно спасти!»
Спасти…
— Ну, давай же дыши! Дыши!
Ребёнок молчал!
С каждой секундой шансов вернуть ребенка оставалось всё меньше… И он всем телом, всеми трепещущими нервами ощущал эти секунды. Он чувствовал их — эти искры мгновений, холодные молниеносные мгновения! Но какие они долгие эти всполохи времени — каждое равное вечности! Вся жизнь прокручивалась перед глазами, точно он умирал и боролся за последний вздох, за самое молниеносное мгновение жизни.
— Дыши! Дыши! Прошу тебя! Ну же…, маленькая моя, дыши!
Но ничего — ни искусственное дыхание, ни массаж сердечка, ни мольбы, ни призывы — не помогало. Всё было тщетно.
Он знал — через пять минут ребенка уже не вернуть, а прошло уже больше семи, просто не хотел верить и боролся, боролся, боролся. Но ребёнок умер.
Акушерка боялась что-либо сказать и как-то его остановить… она вжалась в кафельную стену, зажала руками рот и выла.
В какой-то момент, осознав всю бессмысленность, он отвернулся, резко засунул руки в карманы, точно это они были виновниками гибели младенца, отошел от стола и, теперь смотря на мертвое тельце из дальнего угла операционной, вдруг совершенно неожиданно зашептал: