— А это ты, Хонсу! Серебряная богиня Луны, определяющая судьбы людей! А я думала — это он вернулся за мной! С факелом!
Луна недоуменно улыбнулась, а красавица, утирая слезы, спросила:
— Вот скажи Хонсу, что мне делать, дай совет. Я дочь фараона и хранительница Великих Тайн, от меня зависит многое, я могу повелевать судьбами людей, но своей судьбой распоряжаться не могу, и любить не могу и не дано мне плыть с любимым в одной ладье! Разве это справедливо?!
Луна встрепенулась и удивленно засветила всем своим божественным ликом: «Этого не может быть!».
А красавица продолжала сетовать:
— Скажи, как я смогу жить без любимого?! Что жизнь без него? Он уходит от меня…
Луна насупилась. (Это легкое облачко скользнуло по желтому диску.)
— Он уходит искать землю обетованную…
И сложив руки, красавица взмолилась:
— Что мне делать? Ответь! Подай хоть какой-то знак.
Луна долго обдумывала, и светом холодным освещала заплаканное лицо.
Красавица подумала, что Хонсу не желает отвечать, склонила голову и прошептала:
— Да, я знаю, я не могу выбирать — моя жизнь принадлежит не мне. Но моё сердце?! Оно? Кому оно принадлежит? Мне?! Я могу отдать всё: жизнь, знания, но я не могу отдать сердце! Оно моё! Если я его отдам, тогда, что будут взвешивать на весах Истины? Что?!
Долго она ждала ответа.
Луна не ответила и на эти слова, а покинула пещеру, серебром стекла по склону горы и осветила узкую тропинку. Тропинку, по которой ушёл любимый.
— Хонсу, ты считаешь, что я должна идти за ним?
Луна в ответ лишь сверкнула ярче.
— Мне нужно идти? Идти за любимым?
И еще ярче блеснул Лунный диск.
— О, — благодарственно сложила ладони красавица, — спасибо, Хонсу, спасибо! Да будет твой путь вечно светел!
Не успела Луна ответить красавице, а она, уже не чувствуя под собой ног, бежала за любимым…
В огромный гипостильный зал, разрывая тишину звоном золотых украшений, быстрыми торопливыми шажками спешил Мернептах. Он приложил руку к груди, склонился в поклоне, выпрямился и прогремел:
— Отец! Они уходят! — его слова разнеслись звучным эхом, ударились о золоченые стены, затерялись средь огромных колонн, и, набрав силу на медных щитах воинов, охраняющих фараона, обрушились лавиной на него самого.
Мернептах вздрогнул, так страшно прозвучало это «Они уходят»!
Но Рамсес не повернул головы, не оторвал взгляда от алтаря — он молился. А Мернептах, хватаясь теперь за сердце, что вот-вот могло выскочить, топтался на своих коротеньких ножках, и бессвязно бубнил:
— Они уходят! Отец, они уходят!
Фараон завершил обряд, повернулся к Мернептаху, чувствуя обычное раздражение к сыну. (Не любил он Мернептаха, хоть и был он ему опорой в войске, но что-то отталкивающее и неприятное таилось в его маленьких глазках-угольках.)
Взгляды Рамсеса и Мернептаха встретились. Фараон глумливо спросил его:
— Кто так взволновал тебя, сын мой?
— Они…, — Мернептах махнул пухленькой ручкой, словно там за стенами храма стояли те, о ком он говорил, — Те, кто пришел за тобой, за твоей колесницей… Они… уходят!
Фараон удивленно приподнял брови и заинтересованно посмотрел на сына. Но не потому, что ему важны были какие-то там племена, что решили уйти, а потому что Мернептах так нервничает и так будоражит свою бессмертную душу переживаниями о каких-то рабах. Во взгляде фараона читалось явное недоумение, но он ничего не сказал — промолчал, слушая сына…
— Уводят женщин, детей, нажитый скот, они оставляют твои поля без семян! Они уносят хлеб!
Долго бы Мернептах вещал о бедах, если бы не гневный окрик отца:
— Мернептах! Ты, что думаешь, горстка ничтожных хабиру способна причинить нам вред? Нам?! — фараон безразлично махнул рукой, — Пусть идут! Далеко ли? В западной пустыне увязнут в песках, а если отважатся идти через болота, что в пойме реки, а там сам знаешь… Пусть идут! Пусть идут! Их место займут другие!
И Мернептах, упав на колени, прокричал:
— Отец, но с ними она!
— Кто?
— Неферкемет!
— Как?! — фараон так дёрнулся, что тяжелая корона Атеф отлетела в сторону. Проворный раб успел ее подхватить.
— Неферкемет уходит с ними!
— Как?!
— Прости, отец! Я не смог удержать ее!
— Если бы ты меньше плел интриги, меньше путался у меня под ногами и больше одаривал ее подарками, то, возможно, смог бы хотя бы обуздать ее норов!
— Неферкемет обуздать невозможно… — злобно пробубнил Мернептах.