Выбрать главу

— Нет!!!

— Прости меня!

И вдруг печально взглянув на него в последний раз, она произнесла как-то из себя: «А помнишь, я сказала, что вижу, что мой Дом Вечности в горах? Помнишь… Странно! Как странно! Я же знала это, а захотела перехитрить судьбу и уйти от Всевидящего Ока Гора! Но вот только не уйти мне… Хатхор давно определила мою судьбу! И богиня Луна — слишком слаба, чтобы изменить ее. Иди любимый! Иди, и сохрани в своём сердце память обо мне…

Глава двенадцатая

Только настоящее…

I

Колесницы неслись прямо на нее. Она уже видит, как раздуваются ноздри у грозных животных, как закусывают они удила желтыми зубами, зловеще хрипят, бешено вскидывая мощные ноги.

От страха Неферкемет закрыла глаза.

Принцесса в простом платье, — волосы выбились из-под платка, — стояла на пути боевых колесниц. Она не собиралась бежать, — скрестив руки на груди, — стояла, как посмертная статуя Осириса, словно приготовилась погибнуть именно сейчас под копытами лошадей.

Она была так беззащитна в этой смиреной позе, с руками, прижатыми к груди, и в одежде простолюдинки, что весь пыл Мернептаха погас, и где-то в глубине его сердца блеснула искоркой надежда: «А, может, она вернулась? Вернулась ко мне?»

Он подлетел к ней, схватил за руку, рванул ее на себя, рывком поднимая в колесницу. Она не успела опомниться, как Мернептах сдернул с ее головы платок простолюдинки, и, тыча ей в лицо, разъяренно прорычал:

— И вот на это ты променяла двойную корону?! — он наотмашь ударил ее платком, — Дрянь!

Она не ответила, лишь обернулась на уходящих по морскому дну хабиру, и бесстрашно с улыбкой подняла на брата глаза — теперь он может делать с ней все, что захочет — она успела спасти любимого! Она спасла его народ!

Мернептах перехватил ее взгляд, — всё же они были плодом одного дерева, чтобы не понять друг друга, — и едко прошипел ей в лицо:

— Даже не надейся, что я дам им уйти! — и, повернувшись к колеснице младшего брата, указывая плетью на уже еле различимые силуэты хабиру, закричал, — Брат, ты скоро станешь соправителем отца! Но он не позволил бы презренным рабам обесславить его имя и уйти им вот так… Докажи, что ты достойный сын Великого Рамсеса! Догони этих нечестивых!

Совсем еще юный будущий фараон, как молодой щенок, задорен и весел, ему что погоня, что охота — все в радость, но сейчас даже он заметил:

— Но, брат, вода…!

— Догони безродных рабов, плетьми пригони к ногам отца нашего…

Не успела Неферкемет окликнуть, остановить младшего брата, как он уже несся вслед за, уходящими по морскому дну, хабиру.

Калеными тисками безысходности сжало ей сердце, и не успела она даже прочесть молитву за брата, не успела взмолиться Богам за его бессмертную душу, как огромная волна накрыла его и все его войско…

— Что ж, одним наследником меньше! — саркастически прошипел Мернептах и развернул свою колесницу…

II
1913. Асуан

Пауль переходил с одного места на другое, всматривался в каждую ступеньку, каждую балку храма, в тысячный раз задавал себе один и тот же вопрос «Кто?», и вновь устремлялся на поиски «необъяснимого».

Его терзания были далеки от тех, что, мол, я был не прав, и Атлантида — плод фантазий его деда. Вовсе нет! Теперь он был точно убежден — у Египта был неведомый прародитель. Вот только кто это был? Атланты? Шумеры? Возможно! Даже закрадывалась бредовая мысль о палеоконтактах, о марсианах, или еще о ком-то…? Или, все же, это были таинственные атланты?!

Версия о шумерах, конечно, более правдоподобна. Но о шумерах Пауль думал почему-то с неохотой, как с ленцой. Эта версия его ум не занимала. Ему отчего — то хотелось верить, что, если «прародителями» Египта были не атланты, то пусть хотя бы инопланетяне!

Сейчас, рядом с великолепным храмом, что был лишь подтверждением его нестройных пока еще догадок, его вновь поражала и чересчур точная обработка камня, настолько идеальная, что появлялись опять определенные выводы: «для того, чтобы это сотворить, необходим высокотехничный инструмент!» И опять, и опять Пауль ловил себя на мысли, горделивой надо сказать мысли:

— Вот теперь-то я докажу им! Ох, как я утру им всем носы!

И сегодня он бы не краснел и не бледнел от злостных нападок ученых мужей. Сегодня он доказал бы на множестве найденных им артефактов, — которые он нашел, и они ожидали еще тщательного исследования, — что дед если и не был всецело прав, то, по крайней мере, стоял у истоков величайшего открытия.