Настя наблюдала сейчас за стражами, с каким пиететом и ритуальными почестями те обращались с диковинкой, подумала: «А ведь он для них гораздо больше, чем просто обычное, украшенное золотой пластиной, божество, этот Жук больше значит для них, нежели для меня исторический артефакт…»
— Это не артефакт, как ты подумала, и не туристический аттракцион, — сделал ударение голубоглазый, — мы храним его и держим в миру не из праздного удовольствия. Мы ждём… (хотел сказать — Ждем тебя! — но засомневался, мол, стоит ли говорить, должна понять сама.)
— Когда-то Пауль Шлиман и мой дед Мустафа в начале века нарушили покой Священной реликвии. Вернее сказать, Шлиман никогда бы не нашел его, если бы не глупое бахвальство моего деда…
Он осекся, в глазах мелькнули стальные искорки, губы побелели, заходили желваки. Настя ясно прочувствовала, какой стыд испытывал Голубоглазый за своего нерадивого родственника, но почему? (И опять она не успела задать вопрос, как он уже ответил.)
— Мой дед раскрыл тайну Жука — Исполняющего Желания! Он не просто показал его европейцу, он нарушил равновесие Светлых и Темных сил! Эти двое — Шлиман и мой дед — пренебрегли предостережением богов! И они причина Хаоса!
— Какого хаоса!?
— Всеобщего страшного Хаоса! Войны! Революции! Болезни! Голод! Миллионы…, Миллионы погибших…
— Да, Жук-то при чём?!
— О, ты не знаешь! Ты даже представить себе не можешь, какая сила сокрыта в нём! И только ты, только ты одна и способна обуздать ее, только тебе подвластно вернуть миру спокойствие. И прежде, чем вернуть Его на прежнее место — вернуть всё на круги своя, — я должен понять, сможешь ли ты прочесть это?
Настя насторожилась, прошептала:
— Я?! Прочесть что…?
Он не услышал ее.
— Только Посвященным подвластно очистить мир от проклятий, от скверны, и только ты сможешь снять родительское проклятие, а главное восстановить равновесие сил в мире.
— И кто же этот всемогущий Посвященный?
— Я уже говорил — ты!
Настя опять почувствовала ужасный провал в сознании — тяжело ей давалось общение с арабом — то понимала его, то вновь была на пути к мысленному коллапсу.
Медленно произнесла:
— Почему я?
— Твой медальон!
Красивые бровки взлетели вверх.
— Мой медальон?
— Да, откуда он?
— Мамин, — неуверенно пролепетала она, впервые чувствуя всю несуразность своего ответа.
«Откуда у мамы мог быть такой медальон?»
— Откуда у твоей матери мог быть такой медальон? — вторил он ее мысли.
Настя, молча, пожала плечами.
«В самом деле, откуда…? Я ведь, в сущности, ничего не знаю. Просто считаю так и всё», — думала Настя, а в сознании возникла чёткая картинка невысокого светловолосого мужчины, который одевает ей на шею медальон, но она совсем еще крошка — младенец, которому отроду-то дня два. Настя всё это видит сквозь призрачную пелену сна, но чувствует живое тепло и нежность отца к ребенку. И это все отчетливо, и далеко — где-то на противоположном конце времени…
А мужчина всё прижимает и прижимает к себе хрупкое тельце малышки, сквозь слезы шепчет ей ласковые слова. Он так бесконечно нежен, так любит это своё единственное сокровище, так искренен в своей любви, что у Насти наворачиваются слёзы.
Сквозь раздирающие рыдания она взмолилась:
— Хватит! Прошу тебя, остановись, прекрати мои мучения!
— Ты знаешь, кто это был?
— Да, — всё еще сквозь слёзы произнесла она.
— Твой отец! Он был именно тем, кому доверилась Душа Посвященной, блуждающей между мирами три тысячи лет! Она выбрала его! Доверилась ему!
— Что же мне теперь делать? — немея, прошептала Настя. Вдруг промелькнула ужасная мысль: «Неужели, я такая старая, почти три тысячи лет!!!»
— Поверить мне! — твердо и даже жестко сказал голубоглазый, но глаза в этот момент блеснули добрыми искорками, и она услышала его мысленный ответ. — «У души нет возраста — она всегда молода!»
— Поверить во что?!
— В то, что ты — Посвященная.
Настя подумала или сказала:
— Ох, если бы у тебя было хоть какое-то тому доказательство! А мой медальон не может быть таковым. Это всего лишь обычная жестяночка…
Она уже была совершенно уверена — ее беседа с голубоглазым арабом на этом закончится, ведь у него нет и не может быть очевидных доказательств. А то, что она стала видеть какие-то там видения, то это всего лишь игра ее перевозбужденного ума. И все это от жары…