Но араб лукаво улыбнулся.
— А что ты скажешь на это? — и он, убрал в сторону ворот гильбабии. На его загорелой груди блеснул медальон(!), такой же медальон, как и у нее — серебристая монетка с квадратной дырочкой в центре, а под ней нефритовая пластиночка!
Настя уставилась в медальон, так она не всматривалась даже во фрески царицы Нефертари!
— Что это? Откуда у тебя мой…!
Она инстинктивно дотронулась до своего медальона, поднесла к глазам и, точно видя его впервые, в ужасе спросила:
— Что это?!
Впервые в жизни она задала этот вопрос.
Осознание — медальон не простая жестяночка или семейная реликвия — заставило Настю встать на совершенно иную ступень понимания происходящего. (Теперь для нее — как для ученого — стала вырисоваться некая связь возможных(!) предположительных событий!)
Но всё это едва уловимо, где-то на поворотах сознания. И она уже, как ученый, еще и еще раз повторяла, требуя ясного ответа:
— Что это?
— Это знак Посвященных, тех, кто владел Знаниями атлантов.
— Даже так?! Ты хочешь сказать…
Настя не могла оторвать взгляда от серебристых монеток.
— Да! Я хранитель древних Знаний. Посвященный.
— А почему у тебя голубые глаза? — спросила и сама же подумала: «Какой глупейший вопрос? Ну, мало ли… просто в роду закрепился этот рецессивный признак, мало ли… все бывает».
Но араб отвечал ей улыбкой, правда, она не поняла, ответил он на вопрос или на ее мысль.
— А ты подумай. Сопоставь факты: высокие, голубоглазые, светлокожие…
— Неужели?! — от неожиданного прозрения Настя прикрыла рот ладонью.
— Да.
— Удивительно! Невероятно!
Голубоглазый, не дав ей задать новые вопросы, затараторил:
— Да, да, атланты жили на острове, произошло землетрясение, затем извержение вулкана на острове Санторин, затем вулкан взорвался и ужасное цунами…, и среди всего этого глобального бедствия, какие-то там семитские племена — хабиру уходили из Египта, искать новые земли. Заметил бы кто-нибудь тогда этот исход? Конечно же, нет! Да вот только с ними уходила Посвященная — Красота Египта. А ты ее полная реинкарнация! Такова была последняя воля твоего отца — дать любимой дочери еще одну жизнь! Но хватит… У нас уже мало времени… Читай… Быстрей читай… Нам надо уходить!
(«Какой Бред!» — подумала она, опуская глаза.)
…Настя присела возле Жука.
На его медном зеленоватом теле, как на саркофагах, золотая пластинка — небольшая палетка — с длинной чередой иероглифов. Склонилась над ней так, как, если бы ей показали в микроскоп, возможно, самую первую клетку Мироздания. И сразу, точно хлыстом по лицу — четкий картуш Рамсеса II. Вот это да! Какая удача! Одно дело слова этого малахольного араба и совсем другое — яркое подтверждение его слов. Она ещё не знала, чем этот Жук с картушем Рамсеса мог помочь ей в ее работе, но ощущение достижения близкой цели и какого-то радужного счастья наполнили так, что она судорожно выдохнула:
— Ух, ты! Ай, да Жук! А кто же мой отец? — улыбаясь, спросила она…, но он промолчал…
То, что перед ней действительно подлинник не было ни малейшего сомнения! Все сегодняшние поделки и надписи не выдерживают и беглого взгляда специалиста.
Эти же древние письмена были великолепны.
На палетке Священного Жука иероглифы были непросто нанесены умелым мастером — это был штамп на горячем литье и сверкал он, как только что отлитый. Золото не потускнело за тысячелетия, оно манило своим нетленным светом. За картушем Рамсеса II три ряда иероглифов. Настя вопросительно посмотрела на арабов, застывших в боголепной позе.
Ждут.
Голубоглазый одобрительно кивнул.
— Читай!
— Но я не умею читать иероглифы!
— Прикоснись!
Что произошло с ней, Настя не смогла бы объяснить, но, чуть коснувшись подушечками пальцев золотой палетки, только провела по таинственным знакам, как теплая, удивительная волна счастья окутала ее целиком, и она погрузилась в необъяснимо сладостное полузабытьё…
Глаза непроизвольно закрылись, и в сознании вспыхнул яркий свет звезды. Свет мгновенно усиливался и набирал засасывающую силу, но не пугающую, а нежно влекущую и она чувствовала, что погружается, тонет в этой субстанции света. И это было так приятно! Пространство раскрывалось и неслось мимо, теплой волной, вовлекая ее в невесомый полёт. Всё проносилось мимо миллионами фосфорических частичек. Чувствовала, как и она сама становится легчайшей частичкой в льющемся на неё световом потоке.