— И…
— В лабиринте мы уже больше двенадцати часов.
— Как?! — так резко подняла голову, что тут же скорчилась от боли (и почему она так болит?). — Мы только что спустились!
— Время под землей струится иначе, а в этом лабиринте особенно.
Не нашлась, что сказать, только вопросительно буркнула:
— Ну и?..
— Это хроно лабиринт, здесь портал!
— А-а… — попыталась что-то произнести, но чувствуя, как сумасшествие подступает тошнотворной волной, прикрыла руками рот, араб, не давая ей собраться и даже мысленно усомниться в его словах, жестко оборвал ее:
— Прикоснись к стене!
Она нерешительно коснулась шероховатого чуть влажного камня…
…И неожиданно (как там, возле Священного Жука) пространство расширилось, и она чуть не провалилась в лучистую воронку, затягиваемая туда магнитом времени…
…Только сейчас это было не радостное, нежное, наполнившее все вокруг золотистым светом видение, а агрессивное, напористое, где яркие всполохи событий, и голоса, и топот копыт, и лязг оружия… сливались в один ужасный огненный вихрь….
Она отдернула руку.
— Жуть!
Араб выждал некоторое время и спросил:
— Готова?
— К чему?
— Восстановить равновесие Сил в мире! Это подвластно только Тебе!
— Опять «только мне»! То читай, то возвращай идола, надоели вы мне! — она беззлобно буркнула, совершенно смирившись с происходящим.
Наступил какой-то странный момент, словно жизненные силы покинули ее, и ко всему она стала равнодушна. Абсолютно ко всему!
«Так, наверное, ощущают себя старики — уже всё ими пережито, и ничего-то им не страшно. Да, и смерти для них нет, она для них — благо — освобождение души, рвущейся на свободу. Душа — вечная странница — устает жить в немощном теле. Так и мне — уже ничего не страшно и, кажется, всё пережито. Как же я устала! — промелькнуло в мозгу. — Один день, один только день — а как тысячи лет пролетели!»
— Мне всё равно! — медленно проговорила она…
Что ей оставалось делать? Возвращаться назад? Отправляться прямиком в Каирскую тюрьму? Сможет ли доказать свою невиновность? Вряд ли! Сможет ли она теперь жить, как жила прежде? Сможет ли устоять от соблазна и не воспользоваться древними знаниями? Готова ли она к ним? А готов ли мир принять их? И нужно ли…?! Что ж…
И она безучастно кивнула.
Увидел араб ее немое согласие или почувствовал, но, отвернувшись от нее, с силой навалился на небольшой выступ. Потайной механизм пришел в действие — стены задрожали, закряхтели, ход лабиринта затянуло сероватой дымкой, откуда-то сверху посыпался холодный, разящий плесенью песок, раздался неприятный гул, как скрежет камня (такой звук она уже когда-то слышала)…
…Неожиданно передняя стена раскатисто ухнула и поползла вниз, а сверху появилась тонкая полоска света. Она увеличивалась с каждой секундой все больше и больше, боковые стены сотряслись, и песок, подобно водопаду, преграждал им выход. Анастасия не успела испугаться, как массивная плита полностью рухнула вниз, открывая узкий ход с каменными ступеньками, уходящими вверх под крутым углом. Последние песчинки упали на ступеньки, солнечный свет залил подземелье…
— Портал открыт! Готова?
— К чему?
— Войти… — и в сторону, словно и не ей, зловеще произнес, — вернуться!
Анастасия содрогнулась — приглашает как в Преисподнюю! Тихо проговорила:
— Готова!
После тьмы подземелья пронзительно яркий солнечный свет ослепил, Анастасия зажмурилась и ладонью закрыла глаза.
Она с силой прижимала ладонь к глазам, но яркий, ослепительный солнечный свет, красно-желтой плазмой, проникая сквозь пальцы и сквозь зажмуренные веки, с каждой секундой наполнял ею радостью. Свет! Свежий ветер! Жизнь! Я жива!
Но радость была недолгой — в отдаление послышался гул…, земля загудела… и с каждым мгновением этот страшный звук усиливался…
Она убрала руку от глаз и вскрикнула — прямо на нее, поднимая столбы пыли, неслись древние колесницы.
— Колесницы! Кино снимают?! Колесницы… из музея? — обернулась она к арабу, который только что был рядом, он только что помогал ей подняться из подземелья и еще секунду назад ее, ослепленную солнцем, подтолкнул вперед.
Но сейчас его нет! Она одна! Чуть ли не теряя сознания, но, всё же надеясь, что это шутка, прошептала:
— Эй… ты где…?
В ответ лишь тихий шорох — это ветер перебирает и пересыпает песчинки. Кругом пустыня. Песок и только песок. Песок быстро, как вода, струится в лаз — в подземелье — не проходит и мгновения, как он засыпал его полностью — поверхность сравнялась, вроде и не было ничего. От недоброго предчувствия у Насти засосало под ложечкой, всё внутри оборвалось.