Укрытая тёплым плащом я, наконец, уснула и проснулась только тогда, когда Рон осторожно тронул меня за плечо.
— Женя, проснись… солнце поднимается!
Вставать не хотелось. Я поуютнее завернулась в плащ и пробурчала.
— Рано ещё! Вот рассветёт, как следует и пойдём.
— А как следует? — Рон, казалось, был сбит с толку. — Надо сейчас идти. Потом не сможем, будет очень жарко!
Пришлось признать его правоту.
Я поднялась. Тело болело, опухшие глаза упорно не хотели открываться.
Рон осуждающе покачал головой.
— Женщины из племени наàпа никогда не предстанут перед мужчиной с нечёсаной головой и неумытые.
Вот, зануда!
— Да? — настроение у меня было самое мрачное. — Чем ещё знамениты женщины наàпа?
— Они не знамениты. Но завтрак своим мужчинам добывают и готовят женщины.
Я подавила зевок.
— Положим, ты не мой мужчина, а я не твоя женщина. Ты, помнится, на охоту ночью ходил? И каков результат?
Рон с улыбкой протянул мне два зеленоватых в крапинку яйца.
— Вот яйца грàпинов. Вкусные.
— А ты?
— Я свои съел.
Я наскоро умылась и привела в порядок свои волосы.
— Яичница — это здорово! А на чём пожарить?
— Ни на чём. Некогда жарить — пора идти. Ешь так…
— Сырыми?
— Да. Их можно есть, не бойся.
Я не стала привередничать и одно за другим уничтожила содержимое яиц. На десерт выпила холодной воды, подставляя ладошку под тонкую, серебристую струйку.
Рон, тем временем, собрал нехитрые пожитки. Кроме дорожного плаща у него ещё оказалась матерчатая котомка, перевязанная верёвкой, которую он накидывал на плечо и небольшой арбалет. Или не совсем арбалет, но что-то очень на него похожее. У меня вещей было и того меньше и мы, не обременённые лишней тяжестью бодро двинулись в путь. На могилу старого вождя никто из нас не оглянулся.
Уром, степь была совсем не такой, как днём, под палящим солнцем, или ночью, когда холодная мгла окутывает землю. Утром здесь просыпалась и царила Жизнь. Трава, тронутая росой, влажно колыхалась под порывами лёгкого ветра. Многочисленные насекомые тяжело перебирали отсыревшими крыльями и натужно гудели, перебираясь от одного цветка к другому. Зверьки, мелкие и юркие перебегали нам дорогу. Несколько раз в отдалении мы видели небольшие стада крупных животных, похожих на коров, но с очень длинными загнутыми к низу рогами.
Однажды, дорогу нам пересекло странное существо, похожее на огромную зелёную ящерицу. Ростом «ящерица» была с собаку средней величины и её широкую пасть украшали три ряда мелких острых зубов.
— Ого… — Рон насторожился и снял с плеча арбалет. — Грàпин рассердился, нам может не поздоровиться.
— Кто рассердился? — я с любопытством взирала на зелёную ящерицу.
— Грàпин. Это его яйца мы съели. Теперь он разозлился и хочет отомстить.
— Мы ели яйца ящерицы?!
Рон взглянул на меня с упрёком. Он не понимал, как можно перед лицом серьёзной опасности рассуждать о том, что мы ели, а я почувствовала дурноту при виде кожистых складок зеленоватого гада. Я ела яйца ящерицы…
Грàпин раскрыл пасть шире, демонстрируя клыки, и нервно ударил по земле толстым и плоским хвостом.
Я шагнула назад.
— Женя, стой на месте! — Рон мельком взглянул на меня и медленно поднял арбалет. — Если грàпин увидит, что мы отступаем, он нападёт. И тогда нам не сдобровать…
Начался молчаливый обмен взглядами. Грàпин смотрел на нас, мы смотрели на грàпина…
— Ты чего не стреляешь? — прошептала я.
— Стрела не пробьёт кожу, — так же шёпотом ответил Рон. — Слишком толстая.
— А чего тогда целишься?
— Вдруг он испугается?
Я засомневалась в способности грàпина мыслить столь глубоко и покрепче перехватила в руке палку Каàта.
— А ну пошёл с дороги! Пшёл! Каракатица зелёная…
Маленькие глазки грàпина вспыхнули, и изо рта высунулся раздвоенный, синеватый язык.
Рон свистнул и притопнул на грàпина ногой.
— Убирайся!
Грàпин сдался. Сомкнул пасть и, бросив на нас независимый взгляд, медленно сполз с тропы в заросли травы. Его широкая, спина заколыхалась, удаляясь от нас в сторону бурых скал.
— Испугался, хладнокровный!
— Испугался, — подтвердил Рон. — А может в гнездо решил вернуться, я ему два яйца оставил.
— Зачем? На завтрак? — я весело хохотнула.
Рон посмотрел на меня с упрёком.
— Не на завтрак. Это его дети. Мы хотели есть, но его дети в этом не виноваты. И он не виноват.
Смех застрял у меня в глотке. Мне стало неловко. Вот уж не подумала бы, что эти степняки столь щепетильны и готовы питаться впроголодь, чтобы сохранить потомство какой-то зелёной ящерицы.
Рон спрятал арбалет за спину, и мы зашагали дальше.
Солнце постепенно опять принялось припекать, и Рон ускорил шаг. Я едва поспевала за ним.
— Куда ты так несёшься?! За нами, что? Погоня?
Рон невольно оглянулся и рассердился.
— Типун тебе на язык! Нет погони. Видишь скалы впереди? Нам надо до них поскорее добраться, пока солнце не распалилось в полную силу, не то оно нас зажарит.
Признавая его правоту, я вприпрыжку побежала за ним, обливаясь потом. Чем выше поднималось солнце, тем ближе становились скалы, и когда солнце встало в зените, испепеляя всё живое вокруг своими беспощадными лучами, мы, наконец, добрались под их спасительную тень.
Я со стоном рухнула у подножия камней, покрытых коричневым мхом, и стянула треклятые сапоги. Господи, какое счастье!
Рон, словно и не отшагал вместе со мной несколько часов под палящим солнцем, взволнованно бегал вокруг скал, заглядывая в каждую расщелину.
— Это они! — звонко прокричал он.
— Кто? — голос мой звучал обречённо, и реагировать на слова Рона никак не хотелось.
— Зубы Дракона! А вон там — Лисья падь!
Я ничего не поняла про зубы дракона, но на Лисью падь взглянуть было любопытно.
Рон вскарабкался на верхушку невысокой, но острой скалы. Пришлось лезть за ним.
— И где тут зубы дракона?
Рон взглянул на меня сердито, если не сказать свирепо.
— Ты на него взобралась. Это скалы так называются. Ты видишь, какого они цвета? Серого! Такие скалы только возле Лисьей пади, больше нигде нет!
Мне припомнилось нагромождение бурых валунов в месте нашей первой встречи. Действительно, эти скалы отличались по цвету, имели светло-серый, даже несколько стальной оттенок. Пять или шесть остроконечных пик, словно космические корабли устремились ввысь…
— …словно зубы дракона! Каàт говорил, что это и был дракон. Череп врос в землю, а зубы остались! — восторгу Рона не было конца.
— А где Лисья падь?
— Так вот она!
Рон показал рукой вниз, и я увидела тёмную полосу деревьев.
— Не видно ничего… деревья и деревья.
Рон легко скатился с верхушки скалы и остановился, дожидаясь, когда я спущусь.
— Это точно она. Сейчас перекусим, отдохнём и двинемся. Здесь воды нет, так что вечера дожидаться нечего.
— А в Лисьей пади?
— Там-то?! Ого, там река есть и озеро!
Я покосилась на Рона недоверчиво. Вряд ли на крохотном зелёном островке могли уместиться река и озеро, но — поживём, увидим.
Поели мы остатками всё той же сухой лепёшки, разделили последние капли воды из фляги и снова двинулись в путь.
На этот раз идти было тяжелее. Солнце пекло нещадно, натруженные ноги гудели, потрескавшиеся губы разъедал едкий, солёный пот. Даже Рон поубавил прыти и часто перекидывал с плеча на плечо котомку и свёрнутый жгутом дорожный плащ.
Когда мы приблизились к деревьям, они показались нам чахлыми и жалкими. Стояли редко, едва пошевеливая пожухлыми листочками. Среди них не наблюдалось не только озера или реки, но даже слабого намёка на ручеёк.
— Рон, ты уверен, что это и есть знаменитая Лисья падь?
— Должно быть она… ведь были же Зубы дракона!
Но в голосе Рона слышалось сомнение.